9 ноября

Гувер Колин

“Завтра я принесу тебе завтрак. Открою дверь своим ключом, поэтому нет необходимости устанавливать будильник”.

Дерьмо.

Мне действительно не нужна компания с утра. Ни Эмбер, ни мамы, ни кого–то другого. Хорошо, что отец не помнит об этой годовщине. Это плюс в наших непостоянных отношениях.

Нажимаю на кнопку блокировки телефона, и обнимаю свои колени. Я сижу на диване, в пижаме, которую планирую не снимать до десятого ноября. Я не покину этот дом в течение следующих двадцати четырех часов. Ни с кем

не буду общаться. Ну, кроме мамы, когда она принесет мне завтрак, а потом я возьму выходной от всего мира.

После того, что я пережила в прошлом году из-за Бена, я решила, что эта дата проклята. Отныне, независимо от моего возраста и статуса, я никогда не буду покидать свой дом девятого ноября.

Так же я решила, что это будет единственный день в году, когда я позволю себе думать о пожаре. Думать о Бене. Думать о времени, потраченном впустую. Потому что никто не стоит такого количества душевной боли. Никакие объяснения не оправдают то, что он сделал со мной.

Вот почему в прошлом году, сбежав от Бена, я поехала прямо в полицейский участок и подала иск на запрет о его приближении ко мне.

Прошел ровно год, и я ничего не слышала о нем с той ночи.

Я никому не рассказывала о том, что произошло. Ни отцу, ни Эмбер, ни маме. Не потому, что я не хочу, чтобы у него были неприятности, ведь я действительно верю, что он заслуживает того, чтобы заплатить за все, что сделал со мной.

А потому что мне стыдно.

Я доверяла этому человеку. Я любила его. Я всем сердцем верила, что связь между нами была редкой и настоящей, и что мы были одними из немногих счастливчиков, кто нашел такую любовь, как наша.

До сих пор думаю о том, что он врал на протяжении всех наших отношений. Каждый день я просыпаюсь и заставляю себя выкинуть из головы мысли о нем. Я не сдалась и продолжаю жить так, как если бы Бентона Джеймса Кесслера никогда не было в моей жизни. Иногда получается, иногда нет. Большую часть времени нет.

Я подумывала о походе к терапевту. Хотела рассказать маме о нем и его причастности к пожару. Я даже хотела поговорить с отцом о нем. Но это тяжело, ведь большую часть времени я пытаюсь притвориться, что его никогда не существовало.

Я постоянно говорю себе, что станет легче. Что я встречу кого-нибудь, кто сможет отвлечь меня от мыслей о Бене, но до сих пор не могу заставить себя доверять кому–то настолько, чтобы даже просто заигрывать.

Потерять доверие к мужчинам из–за измены, это одно дело. Но Бен соврал мне в таком масштабе, что я до сих пор не могу разобраться, что было правдой, что ложью, а что было подстроено для его книги. Я знаю точно только одно - Бен каким–то образом виноват в пожаре, который чуть не забрал мою жизнь. И мне наплевать, было это сделано преднамеренно или случайно, это не та часть, которая больше всего приводит меня в ярость.

Меня опустошают воспоминания о тех днях, когда он заставлял меня чувствовать себя красивой со шрамами, и ни разу не признался,

что это он их создал. Никакие объяснения никогда не оправдают эту ложь. Так что даже смысла нет слушать их.

На самом деле, нет смысла даже позволять себе думать об этом больше, чем я уже это сделала. Мне просто нужно пойти поспать. Может быть, каким–то чудом я просплю большую часть завтрашнего дня.

Я тянусь и выключаю лампу рядом с диваном. Иду в спальню, и тут раздается стук в дверь.

Эмбер.

До вчерашнего дня ей хорошо удавалось не затрагивать сегодняшнюю дату. Несколько часов назад она притворилась, что хотела остаться у меня ночевать просто так, но я отказалась. Знаю, она просто не хочет оставлять меня одну этим вечером, но намного легче хандрить, когда рядом нет никого, кто тебя осуждает.

Я отпираю замок квартиры и открываю дверь.

Там никого нет.

По рукам побежали мурашки. Эмбер бы не стала так делать. Она не видит ничего смешного в том, чтобы так поздно разыгрывать девушку, которая живет одна.

Я сразу же захожу обратно в квартиру, готовая захлопнуть дверь, но в последнюю секунду опускаю взгляд на пол, и вижу картонную коробку. Она ни во что не обернута, но наверху лежит конверт с моим именем.

Оглядываюсь вокруг, но возле моей двери никого нет. Вижу только, как уезжает какая-то машина, и если бы было не так темно, я бы смогла узнать её.

Я снова смотрю вниз на коробку, а затем быстро хватаю её и забегаю в квартиру, заперев за собой дверь.

Она похожа на одну из подарочных коробок, которую в универмагах используют для упаковки рубашек, но содержимое гораздо тяжелее рубашки. Я ставлю коробку на кухонный стол и отрываю конверт.

Он не запечатан. Просто прикрыт, поэтому я вынимаю лист бумаги и расправляю его.

Фэллон,

Я потратил большую часть своей жизни, готовясь к написанию чего–то такого же важного, как это письмо. Но впервые я не чувствую, что в английском алфавите хватит букв, чтобы адекватно выразить словами то, что я хочу тебе сказать.

Уехав в прошлом году, ты забрала в своих руках мою душу, а сердце в зубах, и я знал, что никогда не верну их назад. Можешь оставить их себе, они мне больше не нужны.

Я пишу это письмо, не надеясь, что ты простишь меня. Ты заслуживаешь лучшего. Всегда заслуживала. Я ничего не могу сказать, чтобы быть достойным ходить с тобой по одной земле. Я ничего не могу сделать, чтобы моё сердце было достойно разделить с твоим эту любовь.

Я не прошу тебя искать меня. Я просто прошу прочесть слова на страницах в этой коробке в надежде, что они смогут позволить тебе, а может, даже и мне, пройти через все с минимальными потерями, насколько это возможно.