90-е: Шоу должно продолжаться 11
Шрифт:
Заставка была новой. Если бы дело происходило в моем прошлом-будущем, я бы сказал, что вдохновлялись они мультиками Тима Бертона. Там были три глазастые обезьянки, очень небрежно так нарисованные, а по центру стоял ящик с ручкой. Сначала одна обезьянка в него постучалась, потом вторая засунула руку в дырку сверху и застряла. А потом третья покрутила ручку, вторая обезьянка откатилась в сторону, а из дырки в пузырях вылетели буквы и составились в два слова «Телеканал Генератор».
Это было… довольно стильно. Странновато, кое-где прихрамывало качество видео и звука, но у программы, которую собрала Ирина, определенно был стиль. Этакий артхаус с безумными нотками.
Сама Ирина на экране ни разу не появилась. У нее была идея начать вещание со своего обращения к зрителям, но она почему-то от этого отказалась. Надо будет спросить, почему.
Хотя, в общем-то, все было понятно. Не вписалось обращение в общий стиль программы.
— Ой, мамочки… — прошептала Ева, когда очередь дошла до интервью с ее отцом. Монтаж ее был не тем, который я видел. Интервью было нарезано на рваные куски с перебивками в стиле немого кино. И этими самыми обезьянками опять. Монтаж получился неидеальным, но идея была понятна. Камера замирала на Наташе, которая в очередной раз принимала какую-то странную позу или делала широкий жест, дальше кадр сменялся на рисованную обезьянку в той же позе. И рядом с обезьянкой появлялся вопрос, который она задала.
— Получается, они этих обезьянок с Наташи нарисовали? — хихикнула Ева.
— Не исключено, — согласился я.
— А она об этом знает? — спросила Ева.
— Не факт, — я покачал головой. — Думаешь, обидится?
— Твоя Наташа меня пугает, — Ева прижалась ко мне и положила голову на плечо. — А еще мне теперь страшно в универ идти…
— Ты же говорила, что однокурсники никогда твоего отца не видели, — я обнял девушку за талию.
— Они не видели, — сказала Ева. — Но земля круглая. Мои одноклассники видели. Некоторые из них тоже учатся в универе, только на других факультетах. Такие вещи быстро разносятся, ты же знаешь.
— Факт, быстро, — согласился я.
— Вот ты меня вообще сейчас не успокоил! — со смехом сказала Ева и ткнула меня кулаком в бок.
— А я и не пытался, — подмигнул я.
— Почему? — спросила Ева. — Я же правда боюсь…
— Потому что я за тебя не переживаю ни капельки, — честно сказал я. — Ну вот давай представим себе, как могут максимально плохо развиваться события. Допустим, в универе прямо завтра все все узнали.
— Завтра первое мая, выходной, — сказала Ева.
— Окей, третьего мая, — кивнул я. — Ты приходишь третьего мая на пары, а там тебя уже ждут твои однокурсники. С бочкой дегтя и мешком перьев! И табличкой позора: «Ее папа снимает порррррно!»
— Вот блин! — Ева сначала надула губы, потом фыркнула и засмеялась. — Какой еще деготь, откуда они его возьмут?
— Ну это я просто Тома Сойера вспомнил, — сказал я.
— Гекльберри Финна тогда уж, — поправила меня Ева. — Это там мазали дегтем и в перьях валяли.
— Точно! — согласился я. — Но будет ведь не так, верно?
— Не так, — покачала головой Ева. — Будут шушукаться. Пальцем показывать. Удалова может высказать прямо, что-нибудь… Она в школе была комсоргом, кажется. До сих пор не отвыкла.
— Страшно? — спросил я.
— Да ну тебя… — Ева засмеялась и отвернулась. Но потом замолчала. — На самом деле, вообще вряд ли будет что-то плохое. Скорее просто задолбают вопросами дурацкими.
— Это точно, — сказал я. — Возьми у Наташи мастер-класс по дурацким ответам.
Мы
И мартышки эти еще бертоновские…
— Надо будет пораньше завтра проснуться, — сказала Ева задумчиво.
— Зачем? — спросил я. — Концерт начинается с четырех.
— Никак не могу привыкнуть, что демонстрации теперь нет, — сказала Ева. — Мне в детстве нравилось. В прошлом году была, а в этом…
— Какой-то движ явно будет, — сказал я. — Хочешь сходить?
— Это будет совсем не то, — скривилась Ева. — Какой-то митинг. Мне именно ходить нравилось. Чтобы машины украшенные, все такое. Так что план проснуться пораньше отменяется. Будем дрыхнуть до полудня. А в конце программы будет кино, как на ТВ «Кинева»?
Глава 4
— Снег? Серьезно?! — Астарот зло сплюнул. — Да что за невезуха вообще…
— Да ладно, может еще закончится, — неуверенно сказал Бельфегор.
Погода, как у нас частенько бывает, выдала ночью адский кульбит. Еще вчера стояла практически жара, почки на деревьях проклюнулись зелеными листиками, трава поперла из-под ковра прошлогодних прелых листьев. Казалось, что все, зима теперь уже точно закончилась, впереди одно сплошное лето… Но рассвет пришел мутный и серый, а к десяти утра небо налилось свинцом, и полетел снег. Крупными новогодними хлопьями. Пока что на сухом асфальте эти хлопья таяли, превращаясь в мокрые кляксы. Но как там дальше пойдет — хрен знает. Может и сугробов навалить, бывали такие случаи.
— Ну мы же не на шашлыки едем… — философски заметил Макс.
— Обидно, что мы в первый раз выступаем на общегородской сцене, а народу мало будет из-за этого дурацкого снега, — угрюмо сказал Астарот.
— Или наоборот, — пожал плечами Макс. — Народ увидит снег, не поедет на природу и повалит в центр. Там хотя бы есть, где в тепло спрятаться.
— Какой смысл гадать? — сказал я. — Грузимся и поехали.
— Кто идет пешком? — азартно спросил Бегемот. — Самый молодой или самый рыжий?
— Нет уж, сегодня я в машине! — заявила Надя. — У меня юбка короткая, не хватало еще отморозить себе что-нибудь!
«Ангелочки» лениво поспорили насчет мест в машине, раскидали выигрыш на «камень-ножницы-бумага», и Бегемот с Максом вздохнули и поплелись к воротам. Остальные радостно загрузились, и я вырулил с территории завода.
— Вроде должно быть как-то волнительно, да ведь? — нарушила короткое молчание Надя. — Я помню, что перед концертом на масленицу у меня прямо мандраж был. А сейчас — ничего вообще. Астарот, а у тебя как?