90-е: Шоу должно продолжаться 6

Фишер Саша

В коридоре раздались стремительные шаги тети Тамары. А потом и она сама появилась в дверях. Уже одетая в теплый костюм и шерстяной платок на голове.

— Леня, я пошла к Зине, — сказала она, подчеркнуто не глядя на меня. — Надеюсь, когда я вернусь, этого… этого… здесь уже не будет. Иначе я не знаю, что с тобой сделаю.

— Передавай Зинаиде привет, — сказал Леонид Карлович и потянулся еще за одним блинчиком.

Тамары фыркнула и скрылась. Из коридора раздался сначала грохот дверцы, потом что-то упало. Потом громкие звуки, как будто она старалась обуваться так, чтобы производить максимально много шума.

— Кстати, у тебя туалетная

бумага заканчивается, — сказала Тамара уже после того, как скрипнула открывающаяся дверь. — И в ванной черте что! Вот заметно, что женской руки в доме нет, а от Евки никакого толку нету! Балованная слишком выросла, королевишна!

Ева схватилась за голову и зажмурилась. И принялась шевелить губами. Вроде, кстати, даже не ругательства проговаривала беззвучно, а всего лишь считала.

— И лампочку в подъезде поменяй, она перегорела уже неделю как! — уже из подъезда закричала тетя Тамара.

Потом дверь наконец-то хлопнула. И в замке заскрежетал ключ.

Где-то с минуту мы все трое напряженно прислушивались, точно ли она ушла. И только потом как-то расслабились. Леонид Карлович встал, чтобы налить себе еще одну чашку чая, Ева принялась мурлыкать песенку и намазывать блинчик вареньем.

— Леонид Карлович, вы извините, если что не так, — развел руками я. — Я ведь правильно понимаю, что она вечером вам весь мозг обгложет?

— К счастью, у меня сегодня ночная смена, — усмехнулся отец Евы. — А через проходную ее не пропустят.

— А меня? — вдруг быстро спросила Ева.

— В каком смысле? — не понял Леонид Карлович.

— Ну, меня пропустят через проходную? — Ева смотрела на отца очень внимательно.

— А тебе зачем? — Леонид Карлович изобразил простодушный вид и развел руками. — Что тебе делать на заводе? Да еще и ночью.

— А что необычного в том, что я хочу участвовать в жизни своего отца? — Ева склонила голову и хитро прищурилась. — Пап, ну правда! Я учусь на третьем курсе. Через два года получу диплом, и мне надо как-то… Ну… В жизни устраиваться.

— Ты на завод что ли работать собралась? — Леонид Карлович захохотал.

— Ну паааап! — сладким голосом протянула Ева. — Ты же меня брал с собой на работу, когда я была маленькая…

Ева встала и отвернулась к плите. Леонид Карлович посмотрел на меня беспомощным и вопросительным взглядом. Я незаметно пожал плечами. Нда, похоже, Ева начала о чем-то догадываться. Запомнила ту встречу в прихожей с парнями из деревни.

— А я бы, кстати, тоже сходил на экскурсию, — сказал я. Выражение лица Леонида Карловича стало неописуемым. От возмущения он даже покраснел. Ну да, он мне подал знак, чтобы я как-то спас положение, отвлек Еву от ее подозрений. Ну, он же явно тоже понял, что она не просто так об этом заговорила. И забеспокоился. А я — вот так.

— Только давай не сегодня? — я встал и обнял Еву за талию. — У меня вечер сегодня под завязку расписан, а я тоже очень бы хотел.

Я повернул лицо к Леониду Карловичу и подмигнул. Тот отдышался, глотнул чаю и незаметно мне кивнул. Мол, ладно, парень, я все понял, что-нибудь придумаем.

— Ладно, — согласилась Ева. — Но только я не забуду, папочка, даже не надейся!

— Да о чем разговор, Евушка, — развел руками Леонид Карлович. — Конечно же, я устрою тебе экскурсию. Просто надо же пропуск оформить, а это надо в отдел кадров зайти… Да и вообще! Раз уж такое дело, придется мужиков пнуть, чтобы порядок навели и картинки с голыми бабами со стен сняли…

С новокиневским

домом ветеранов у меня были связаны не самые приятные воспоминания. Этот обветшалый дореволюционный особняк на Путиловской я в своей прошлой-будущей жизни старался обходить стороной, потому что… Тьфу, зараза, даже вспоминать неприятно. Технически я был ветераном. И когда мыкался первые месяцы на гражданке, то кто-то мне посоветовал заглянуть в это место. Мол, ты же ветеран, там как раз таким, как ты помогать должны. Вот я и пришел, как дурак. Но напоролся на такую крысу, что…

Я остановился на крыльце и усмехнулся. Хм. А ведь, возможно, эта самая крыса, которая в тот раз презрительно скривила губы и прошипела про дармоедов, желающих нагреть руки на родном государстве, во многом и подтолкнула меня к нормальной жизни. Если бы меня там облизали, приветили, посочувствовали и погладили по головке, может я и не поднялся бы никогда. Так бы и мыкался, не зная, где себя приткнуть. И оправдывал бы себя всяческим ПТСР-ом, ругал бы швырнувшее нас в пекло государство, сидел бы на скамеечке и клеймил мимо проходящих проститутками и наркоманами, не нюхавшими настоящей жизни. А так я получил ушат холодной воды на башню. Обозлился, порычал что-то яростное, вернувшись домой, и потом как-то отпустило одним махом. Наутро уже проснулся с мыслью: «В натуре, что это я как лох-то? Руки-ноги целы? Голова работает? Вот давай, вперед и с песней!» И с тех пор даже полагающееся ветеранам пособие не получал. Сам справился. Помогла она мне, получается, крыса очкастая. Надо бы ей что ли шоколадку занести…

Я хохотнул, поймав себя на этой мысли. Не было еще войн-то этих. Тех самых, ветераном которых я являюсь. Будущий я. Тот самый, который сейчас топчет плац учебки под Уссурийском.

Я отряхнул с ботинок налипший снег и взялся за массивную латунную ручку двери.

Холл встретил меня еловым запахом. Ну да, здесь все было практически как я и запомнил. Только вот мозаичное панно на стене сменила абстрактная инсталляция из стекла и металла. А зря, кстати, заменили… Неплохая мозаика… Даже талантливо. Ленин, посреди силуэтов танков и пушек, ощетинившихся во все стороны стволами. Прямо железный трон. Весьма грозно и даже стильно смотрится, как и многие новокиневские мозаики. Не знаю, кто автор этого творчества, но художник он явно неплохой.

— Вам что, молодой человек? — раздался со стороны вычурной мраморной лестницы пронзительный женский голос. Который я сразу узнал, и чуть было не засмеялся, подумав, что шоколадку забыл прихватить. И лестницу эту я тоже помнил, конечно. У нее были такие массивные перила, что казались слегка неуместными в этом небольшом, в общем-то, холле. Будто кто-то зачем-то перенес сюда лестницу из дворца.

— Добрый день, сударыня, — я повернулся к стремительно стучащей каблуками в мою сторону женщине. Да, вне всякого сомнения, это она. Невыразительное лицо со стервозно сложенными губами, покрытыми коркой помады какого-то грязно-розового цвета. Некрасивые очки, за которыми прятались маленькие пронзительные глазки. Мышиного цвета волосы, собранные в куцый хвостик на затылке. И еще она ходит по-дурацки, выдвинув голову вперед. Как хулиганы из советских мультиков. Лариса Георгиевна. Крыса-Лариса, как я очень долго ее про себя называл. Только моложе, чем я ее помнил. Впрочем, она принадлежала к тому типу женщин, которые, кажется, даже в детском садике уже выглядят тетками. Так что на мой взгляд, она не очень-то и изменилась. Хотя сейчас ей и тридцати ведь, наверное, нет.