95-16

Рудский Ян

— Вчера было давно, очень давно, — пробормотал Лютце.

— Если вас это не утомит, я бы хотел задать несколько вопросов.

— В чем дело?

— Леон передал вам чемодан?

— Чемодан?

— Тот, что вы сдали несколько дней назад в камеру хранения на вокзале. Квитанцию вы прислали мне.

— Откуда вы знаете?

— Я не знаю, мы просто догадываемся.

— Кто мы?

— Прокурор Джонсон, полицейский инспектор Грубер и я.

Лютце закрыл глаза и сжал губы. Больной на соседней койке громко застонал. На паркетном полу зашуршали тихие шаги медсестры.

—

Не знаю, что было в чемодане, — сказал Лютце впол­голоса. — Леон хотел передать его вам. Что там было, не знаю.

— Почему вы послали квитанцию по почте?

Лютце молчал.

— Что вы еще можете рассказать мне о Леоне?

— Он повесился.

— Вчера вы были другого мнения.

— Разве? А что я говорил вчера?

— Вы сказали, что Леона убили.

— Кто его убил?

— Черт возьми! Это я хочу узнать от вас!

— От меня? Я ничего не знаю.

— Герр Лютце! Леон Траубе был моим другом, вы мо­жете мне доверять. Несколько секунд они молча глядели друг другу в глаза.

— Вы видите, куда я попал? — тихо спросил Лютце.

— В больницу.

— Вот именно! В больницу.

— Герр Лютце! Ведь теперь этим делом занялась поли­ция, вам больше ничто не угрожает…

— Вы получили чемодан?

— Нет, он пропал странным образом. Какой-то человек пришел в камеру хранения, описал содержимое чемодана и забрал его перед самым нашим приходом.

— Вот именно! — повторил Лютце.

Шель был разочарован. Он рассчитывал на помощь Лют­це, но тот обманул его надежды, был напуган случившимся и боялся говорить откровенно. Шелю стало вдруг не по себе. Он был совершенно один и беспомощно топтался на месте под неусыпным наблюдением чужих, враждебных глаз. Все, за что он пробовал ухватиться, лопалось, как мыльный пу­зырь.

Глядя на болезненное бледное лицо Лютце, он лихорадоч­но искал способ сломить его упорное молчание. Доктор Менке не внес в дело никакой ясности, Лютце попадает под автомобиль, багажная квитанция приходит по почте, чемодан исчезает, старый служащий на вокзале ничего толком не знает. А теперь вот и Лютце отказывается помочь. Шель в бессильной ярости сжал кулаки.

— Герр Лютце! — сказал он. — Поверьте, все, что вы мне скажете, я сохраню в строжайшей тайне. Вы единствен­ный человек, который может помочь мне разобраться в этих запутанных делах. Доверьтесь мне. Что Леону было от меня нужно? Почему он покончил с собой?

— У вас нет других забот? — спросил Лютце.

— Это все, что вы можете мне сказать?

— Нет, не все. Я вам дам хороший совет: никому не до­веряйте и уезжайте из Гроссвизена как можно скорее.

Шель все еще не сдавался.

— Кто вас сшиб?

— Автомобиль.

— Но кто?

— Не знаю.

— Почему вы послали квитанцию по почте, не дождав­шись утра?

Больной испытующе взглянул на Шеля.

— Ночь длинна… — ответил он и отвернул голову.

Шель, поняв, что больше ему ничего не добиться, встал.

— Может быть, вам чего-нибудь хочется?

— Покоя и… пол-литра водки, — шепнул Лютце.

* * *

Барьер,

пересекавший просторное помещение, отделял по­сетителей от столов, за которыми дежурили полицейские. Было душно и накурено. Шель, как только вошел, заметил .полицейского, который вез их утром.

— Вот мы и встретились снова, — сказал он, подойдя к барьеру.

Полицейский окинул его недоверчивым взглядом.

— Вы были с нами на вокзале? — спросил он неуверенно.

— Да, а потом мы ехали вместе до Эйхенштрассе.

— Верно. Вы хотели поговорить с инспектором? Его нет, к сожалению. Уехал сразу по возвращении с вокзала и до сих пор не вернулся.

На столе дежурного позвонил телефон.

— Polizaimat, [23] — сказал дежурный, снимая трубку. — Ин­спектор? Нет, я вам повторяю в третий раз: не знаю, куда уехал, и не знаю, когда вернется! Вот пристал! — буркнул он, отложив трубку. — С самого утра надоедает…

23

Полицейский участок (нем.).

— Мне инспектор, собственно говоря, не нужен, — вер­нулся Шель к прерванному разговору. — Я только хотел спросить кое о чем.

— Слушаю вас.

— Я приехал в Гроссвизен вчера и, вероятно, пробуду здесь еще пару дней. Нужно ли мне прописываться?

— На три-четыре дня? Нет, не нужно. Тем более что ин­спектор вас знает.

— Очень хорошо, спасибо. — Шель сделал движение, словно собирался уйти, но задержался и спросил: — Пять дней назад покончил с собой мой приятель Леон Траубе. Мне бы хотелось узнать, кто в полиции занимался его де­лом, и, если можно, поговорить с этим человеком. Не оставил ли покойный каких-нибудь вещей?

— То, что от него осталось, не представляет никакой цен­ности. Узел с его одеждой, книгами и личными вещами на­ходится у нас на складе. Делом занимался помощник ин­спектора Грубера, следователь Земмингер. Но его сейчас нет.

— Тогда извините. Большое спасибо.

Шель покинул участок и зашел в кафе. За чашкой кофе он еще раз тщательно продумал все детали этой странной и сложной истории.

Всю вторую половину дня Шель провел в лагере для пе­реселенцев из Польши на Веберштрассе. Лагерь произвел на него крайне тягостное впечатление.

В каждом из стоявших ровными рядами бараков, в кото­рых раньше помещалась воинская часть, ютилось около че­тырехсот человек. Они встретили Шеля с любопытством и не­доверием. Разговорились не сразу. Только потом беседа стала более непринужденной. Все рассказы походили друг на дру­га. Все жаловались на разочарование, испытанное по приез­де, на мучительную волокиту с оформлением документов, бюрократизм властей, недружелюбие со стороны местного населения и отсутствие перспектив на будущее.

Пребывание в лагере длилось в среднем месяцев девять-десять, но иногда затягивалось на годы. Пожилым было практически невозможно устроиться на работу, молодежь мечтала уехать за океан — в Канаду, Австралию…