95-й. Сны о будущем прошлом
Шрифт:
Спокойно. Не обязательно меня убивать пришли. Дверь сразу не прострелят. В глазок смотреть не буду.
Я открыла внутреннюю дверь и на всякий случай встала за бетонный кусок стены:
— Кто там?
— А глазок у тебя на что?
Вовка!!!
Засовы трясущимися руками я открыла не сразу. Он зашёл, довольный, улыбающийся, увидел меня и резко нахмурился:
— Что случилось?
Я помотала головой:
— Д-дверь… з-зак-крой…
17. РЕАБИЛИ-ТА-ЦИ-Я…
ОТХОДНЯК
Феерический
Вовка бросил в угол пакет, с которым пришёл, сгрёб меня в охапку, притащил в кухню и усадил на колени, прямо как есть, в одеяльном коконе.
— Рассказывай.
И я начала рассказывать. И снова тряслась и ревела.
Глаза у него сделались холодные и с жёлтыми каёмками. Жутковато…
— Если твой папа эту бабу не убьёт, я…
— Вов, не надо!
— Что «не надо»?! Она тебя бандитам сдала за сколько?
— Ой-й-й… я и не помню. Миллиона два, что ли, в этом саду забрать надо было.
— За два ляма! — дальше не могу слова повторить, извините, — За два ляма человека на смерть отправила! Ты вообще уверена, что ты у неё такая первая?
Ну… Честно говоря, нет.
Тут чайник захлопал крышкой и прекратил наши споры.
— Дай-ка я тебе чаю налью горячего, а то вон, зубы стучат… — Вовка пересадил меня на стул, — Ой, бля…
— Что?
— Да щас, руки хоть помою.
Ой, правда, он же с этих монтажных работ! В каких-то старых трениках, подвёрнутых как шорты, в запасной дедовой спецухе, узковатой в плечах и коротковатой на животе. Ну правильно, вряд ли по его росту у нас на даче что-то нашлось, а хорошую одежду жалко. И такой, равномерно запылённый.
— Дед, в смысле, Василич тебя хоть до дома довёз? А то в таком виде.
— Ага, до подъезда. Да не охота было чистое на грязь одевать. Руки вон, глянь. Сейчас чаю налью тебе, и в душ. Тебе с молоком?
— Да, немного только. А то холодное будет.
— Норма-ально. С сахаром?
— Нет, я лучше конфетку.
Глюкоза. Для мозгов полезно.
Вовка вручил мне кружку и пошёл намываться. А я пила чай и понимала, что вот теперь меня потихоньку отпускает.
Ты рядом — и всё прекрасно
И в дождь, и в холодный ветер.
Спасибо тебе, мой ясный,
За то, что ты есть на свете…
Нет, сочинила не я. Юлия Друнина. Замечательная поэтесса. Из породы железных людей, прошедших войну бойцом, так что в излишней мягкотелости её никак нельзя было упрекнуть.
Потом он пришёл из душа, нагрел еды. Я поклевала, хотя, честно говоря, не лезло. Потом мы сели в зале, обнимались, и он говорил мне какие-то утешительные речи. А потом как-то незаметно задремали.
Разбудил нас звонок. Ой, похоже, дело уже к вечеру.
— Я сам открою! — Вовка подошёл к двери, — Кто?
— А там кто? — мрачно поинтересовались снаружи.
— Это папа! — воскликнула я.
Грохнули задвижки, мужики негромко поздоровались, я услышала,
— В курсе?..
— Ольга рассказала. Я сразу предупредил: если вы эту бабу в живых оставите, я сам…
— Не надо уже, — совсем тихо ответил отец.
В животе у меня похолодело. Я хоть и сидела в одеяле, гусеничкой, снова начала трястись. Папа вошёл в зал и понял, что я услышала. Сел напротив на стул:
— Короче, слушай. У бабы этой сын сколотил, так скажем, организованную преступную группу.
— ОПГ, — автоматически пробормотала я.
— Да. Рынок здесь мелкий, мало кому интересный, их особо и не теснили. Однако, денег показалось мало. И ребята двинули в серьёзный бизнес.
Я непонимающе пожала плечами.
— Почему, думаешь, у вас тут на конечной нарики не выводятся?
— Ну-у… Точка сбыта здесь? Они её крышевали, что ли?
— Сами толкали! Тонированную бордовую жигу видела? Постоянно там стоит. Ихняя колымага, — отец несколько раз раздражённо притопнул ногой, — Дебилы, бл*дь, — секунду подумал, — Да и не надо тебе всё это…
— Да почему, — зубы у меня снова тихонько клацали, прям задолбало уже, — Говори уже, раз уж начал.
— Да чё, кто играл, кто кололся. Они героиновые уже все.
Ой, бли-ин… если героиновые, да со стажем, там, говорят две дозы в сутки надо только чтоб не ломало. А одна доза, опять же по слухам, пятьсот тысяч стоит, и я склонна верить — даром что ли они родительские квартиры подчистую обносили, серьги у женщин из ушей рвали по подъездам, твари… А эти вот пошли дальше.
— Машины на трассе грабили, — словно продолжая мои мысли процедил сквозь зубы отец, — Таких вот как ты с выручкой караулили. Мамаша наводила.
— Ну крандец…
— Держи, — он сунул мне в руки газетный свёрток, — Не шути так больше со спортзалом.
…
Ночь была удивительно тихой, словно ватой обложенной
Сегодня мы любили друг друга как-то особенно нежно. Трепетно даже, я бы сказала. И вдруг, посреди всех этих вздохов и объятий, я очень остро поняла, что сегодня вот эта часть моей любви могла внезапно потеряться, исчезнуть из моей жизни — просто потому, что я бы исчезла в ней. И так мне стало жалко этой невырасшей веточки любви, что глаза сами по себе наполнились слезами, а слёзы начали стекать по вискам в раскиданные по подушке волосы.
Сегодня большой день слёзоизвержения.
Вовка по-моему слегка испугался:
— Ты чего?
Ну вот как? Как объяснить ему эти мысли и все эти странные вероятности реальностей?
И я сказала просто:
— Я люблю тебя.
Он замер, словно прислушиваясь к себе, и очень аккуратно, удерживая себя на весу, прижался ко мне:
— Я тебя, кажется, тоже, — и в этих словах было такое искреннее удивление открытия, что я притянула его ближе и обняла изо всех сил.
Мир вокруг меня кружился синим калейдоскопом.