95-й. Сны о будущем прошлом
Шрифт:
Бабушка сидела рядом и внимательно смотрела — не в телевизор, на меня.
— Вот теперь всё нормально, — я поднялась и пошла в комнату. Странно было идти, как будто шагаешь по облакам. Легла на кровать и вырубилась на четырнадцать часов.
Сон был тревожный, как будто множество вариантов будущего ветвились и сплетались передо мной в сложные узоры, срастались и разрывались… Проснувшись, я первым делом включила телевизор. Новости как раз.
Показывали Ельцина, который исходил на говно и орал: «Встречаться с Дудаевым не стану! Я с бандитами не разговариваю!!!»
Нет,
Да Бог с ним, не хочу даже думать об этом пьянице.
По известной мне хронологии, после произошедшего Ельцин отдал приказ на физическое устранение Дудаева, что и было выполнено 21 апреля 1996 года, спустя пять дней после уничтожения колонны. Здесь колонна осталась цела, последствия случатся ли?
Мысли стали вязкими, как талый пластилин…
…
Случились. Один в один как в прошлый раз. Лес. Разговор по спутниковому телефону. Управляемая ракета. Последний снимок за секунду перед взрывом. Перед прямым попаданием. С этого начиналась практически каждая новая временная веточка. Девяносто восемь процентов. В остальных двух ракета попала в машину, но финальный результат принципиально ничем не отличался.
А вот дальше… Что происходило в нашей реальности, я не видела, потому что не могла проснуться. Я видела сны и сны во снах, и события внутри них разлетались в разные стороны совершенно хаотически. Они колыхались вокруг меня светящимися нитями анемонов, и вероятности наползали друг на друга, как тектонические плиты. И продолжалось всё это до тех пор, пока в мой сон не пришёл Владимир Олегович и не сказал:
— Девочка моя, чего это ты? Напугала меня второго так, что он ко мне пробился. Прекращай давай, все в панике. Просыпайся. Всё случилось. И больше нас так не пугай.
И я проснулась.
Вокруг всё было белое. О, Господи… «Если увидишь тоннель — не лети на свет!..» Помню-помню этого осла… Мысли бежали пунктиром. Потом я услышала, что как будто что-то рядом шуршит и пикает. И Вовкин крик:
— Она моргает!
Вокруг забегали, начали какими-то фонариками в глаза светить, щупать пульс — мало им, что ли, приборов. А-а-а… белое — это просто стены тут побелены! А светящимся показалось, потому что глаза отвыкли смотреть… Я моргнула и окончательно проснулась. В горле торчала трубка аппарата искусственной вентиляции. Фу, какая гадость! Я резко села и чуть не сблеванула. Убрать это! Я дышу сама! А потом оторвала от рук капельницы. Прямо сквозь головокружение. И оказалась напротив обширного белого полотна с пуговицами. Так. Халат. Это, по ходу, лечащий врач.
В горле саднило. Я осторожно попробовала откашляться. Мда. Надеюсь, это ненадолго.
— Господин доктор, — ой, голос-то какой хриплый, как у зомби, — Не переживайте, всё нормально. Ментальный шок прошёл.
Они ещё чего-то спорили и препирались, а я схватилась за Вовку:
— Где у них тут туалет?
Он поддержал меня под мышки:
— Вон дверь.
— Пошли.
Мы скрылись за дверцей, временно отрезав
— Чё это мы такие модные, в отдельной палате?
— Там ещё и охрана за дверью, — он присел передо мной на корточки, — Ты как, солнышко моё?
— Жрать хочу, слона бы съела. Но боюсь. По ходу эта пластмаска мне горло ободрала.
— Так ты дышать перестала!
И сидеть я уже устала, да, уже за первую же минуту. Ой, как мне себя жалко, узяс. Ну, ладно.
— Сколько дней?
— Шесть.
— Серьёзно, — меня вдруг повело в сторону. Хорошо, стенка рядом.
— Отнести тебя?
— Ага. Нет, погоди. Умыться, — вкус во рту ужасный, сухо, пластмасса и лекарство какое-то… — И всех выгнать, я хочу с тобой поговорить.
Я поплескала в лицо водой, прополоскала рот:
— Слушай, а что, сегодня воскресенье?
— Понедельник.
— А ты как?.. — я посмотрела на него в зеркало. А я-то! Ужас, лицо осунулось, синячищи под глазами!
— Специальным приказом. Я пятый день тут. Ты меня звала, пока говорить могла.
Ещё бы мне тебя не звать! Ты моя опора во всех мирах.
— Всё, тащи меня туда. Хочу лечь. Всех убрать, у меня от их метлесения картинки начинают в голове кружиться.
Вова занёс меня в палату, уложил в постель и очень вежливо сказал, что всем стоит уйти, прямо сейчас. И они ушли почему-то. Умеет он убедительным быть, если захочет.
34. СТАВИМ НА МЕСТО МОЗГИ И ВСЕ ПРОЧЕЕ
РЕМОНТ КРОВЕЛЬНЫХ КОНСТРУКЦИЙ
Вовка сел на край кровати и выжидательно на меня уставился.
Я думала, как начать.
— Милый, ты помнишь, как тебе другая жизнь приснилась?
Он задумчиво покивал. А что тут скажешь, опыт не из простых.
— Мне приснилось, наверное, штук двадцать всяких вероятностей. Или пятьдесят. Я чуть в них совсем не запуталась.
Муж выразился непечатно.
— Ага. Поэтому новости рассказывай. А то у меня тихо шифером шурша…
Да уж, крыша не просто ехала не спеша. Крыша собиралась улететь в тёплые края.
— Думаешь, мне тут дело было до новостей?
— Значит, надо кого-то поймать, кому было. Может, охранника спросить? Я думаю, он нам быстро найдёт нужного человека. И куда вы моё платье дели? Я ж терпеть не могу халаты. Тем более такие ушлёпошные.
— Платье твоё в шкафу. Не вставай, я достану.
Вовка посмотрел на мои трепыхания, помог переодеться и вышел за дверь. Вернулся со стаканом тёплого компотика (и где только достал?) и новостью, что «щас придёт».
Компот провалился и растворился во мне. В горле было до крайности неприятно. Да, наверное, пару дней от твёрдой пищи придётся воздержаться. Но сахар в кровь пошёл, жить стало веселее, и когда «щаспридёт» вошёл в палату, я хоть и хрипло, но уже бодро приветствовала его:
— О! Склифосовский! А говорил — хирург.
Парень из троллейбуса придвинул табуретку и сел напротив меня, улыбаясь:
— И, тем не менее, хирург тоже.
— Расскажите мне новости, господин хирург. Что там Кавказ? Уже наш? Или пиндосы всё ещё воду мутят?