99 имен Серебряного века
Шрифт:
Не писать Ирина Одоевцева не могла. Не могла она и отказаться от навязчивой идеи вернуться на родину. Ее многие отговаривали, как можно решиться на такой переезд в таком возрасте. Но она в который раз проявила решительность: «Я еду, если даже умру в дороге…»
11 апреля 1987 года на кресле-каталке, в сопровождении советского врача, она прилетела из Парижа в Ленинград. Из своих 92 лет она не была на родине 65! Ирина Владимировна была счастлива и не сдержала слез около Летнего сада, о котором она когда-то писала в стихах:
По аллее мы с вами идем, По аллее Летнего сада, Ничего мне другого не надо…Все
Одоевцева дожила до выхода на родине своих мемуаров и ощутила на себе весь драматизм перестроечных лет. «Неужели нельзя купить хорошей ветчины?» — спрашивала она, а ей отвечали: «Нельзя. У нас же революция». Одоевцева была в ужасе: «Как, опять?!»
Ирина Владимировна скончалась в возрасте 95 лет, так и не узнав, что будет с Россией в дальнейшем.
ОЦУП
Николай Авдеевич
23. X(4.XI).1894, Царское Село — 28.XII.1958, Париж
Николая Оцупа чаще всего представляют учеником и биографом Николая Гумилева. Действительно, это так, Оцуп даже ходил хлопотать в ЧК, когда Гумилева арестовали. Написал о своем любимом поэте несколько работ, в эмиграции за фундаментальное исследование о Гумилеве Оцуп в 1951 году получил ученую степень доктора наук в Парижском университете. Да, Оцуп — гумилевовед, но он представляет интерес и сам по себе.
Оцуп родился в семье придворного фотографа и окончил Александровский лицей в Царском Селе. «А Царское Село, воистину город Муз, город Пушкина и Анненского, не это ли идеальное место для будущего поэта?» — писал Оцуп. И он стал поэтом, вначале заложив за 32 рубля золотую медаль, полученную по окончании гимназии; в 1913 году Николай Оцуп отправился в Париж, где учился «с отвращением» в «Ecole de Droit», зато с упоением в Коллеж де Франс слушал лекции философа-спиритуалиста Анри Бергсона. Вернувшись в Россию, Оцуп поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета, попал в армию и в феврале 1917-го вернулся в революционный Петроград, «с красными знаменами, ошалевшими броневиками» и, естественно, сам тоже ошалел. Но, будучи юношей весьма сообразительным, понял, что «нужно заниматься своим делом», и принял приглашение Горького на работу в издательстве «Всемирная литература».
В 1919 году состоялось знакомство Николая Оцупа с Блоком и Гумилевым. Оцуп вспоминал: «В 1918–1921 годах не было, вероятно, среди русских поэтов никого равного Гумилеву в динамизме непрерывной и самой разнообразной литературной работы. Именно тогда мне привелось близко его узнать. Знакомство наше быстро перешло в дружбу. Он предложил мне помочь восстановить „Цех поэтов“ и быть с ним соредактором сборников „Цеха“».
Во второй «Цех поэтов» вошли Георгий Иванов, Марк Лозинский, Георгий Адамович и другие молодые поэты.
В 1921 году вышел первый сборник стихотворений Оцупа «Град».
Женщина, прекрасная и бледная, У дубовой ручки замерла, Сквозь перчатку жалит ручка медная, Бьет в глаза нещадный блеск стекла…Стихи легкие, летучие, пропитанные акмеистической печалью.
О, жизнь! С дыханьем лондонских туманов Смешался аромат хайямовских диванов, Джульетта! Ромео! Веронская гробница В цветах и зелени навеки сохранится. О, жизнь моя. А что же тыО, жизнь!.. В настоящей жизни были иные туманы и другие ароматы. Брат Павел был расстрелян в ЧК, а сестра Надя сотрудничала с тем же ЧК, щеголяла в кожаной куртке с револьвером за поясом, что в дальнейшем не гарантировало ей уверенности за собственную жизнь, и она крепко пострадала из-за «троцкистского уклона».
7 августа 1921 года умер Александр Блок. «Блока гроб я подпирал плечом…», — напишет Оцуп. 24 августа был расстрелян Гумилев. Оцуп пережил гибель Гумилева как семейное горе и личное предупреждение. Большинство членов «Цеха поэтов» приняло решение эмигрировать из новой России. Уехал и Оцуп в Берлин «по состоянию здоровья», хотя со здоровьем у Оцупа было тогда все в порядке. Он был молод и энергичен. В петроградских литературных кругах к нему относились с добродушной насмешкой за его умение и предприимчивость: Оцуп имел обыкновение уезжать временами из голодного Петрограда в провинцию и привозить оттуда всякую снедь. Его фамилию Корней Чуковский шутя расшифровывал как аббревиатуру: Общество Целесообразного Употребления Пищи. Георгий Иванов писал об Оцупе:
Так уж мной заведено: То поэма, то пшено…Доставать продукты Оцуп умел мастерски, но изжить постоянно сосущий страх под ложечкой никак не мог. В 1922 году он покинул советскую Россию и воспрянул духом в Берлине, где
Нищий немец на Курфюрстендаме Юнцов и девок сводит по ночам.Но не только. Берлин был тогда литературной столицей русского зарубежья. «Дом искусств», кафе «Ландграф», где любили встречаться русские писатели и куда часто захаживали Николай Оцуп и Георгий Иванов, почти два десятка издательств… Оцуп переиздает в Берлине свой «Град» и в 1926 году выпускает второй сборник «В дыму».
Любовь одна, и все в любви похоже: И Дельвиг томно над Невой бродил И это имя называл, и тоже Смотрел в глаза и слов не находил.Оцупа берлинского периода его приятель Бахрах вспоминает так: «С явным налетом элегантности, внешней и внутренней, был он всегда очень аккуратен, всегда чистенько выбрит, какой-то лощеный, может быть, даже преувеличенно вежливый и своей корректностью выделяющийся в литературной, склонной к богемности, среде… Если бы я теперь постарался мысленно восстановить его внешний облик, перед моими глазами встал бы молодой человек спортивного вида, в белых фланелевых брюках, с теннисной ракеткой в руке».
И хотя в сборнике «В дыму» у Оцупа часто встречаются такие мрачности, как туман, мгла, мрак и ад, сам внутри своей души он был светлым человеком. Как написал французский исследователь Луи Аллен: «Тема страха, которая так давит у Тютчева и отравляет прелесть некоторых стихотворений Блока, почти отсутствует у Оцупа…»
«Оцуп, — как отмечает уже Борис Поплавский, — был задуман миротворцем, жалостливцем, голубем неким…» Хотя и «голубю» порой было несладко.
Любовь исчезла. Отчего? Мираж. Что может быть невинней — Блеснул, обжег, и нет его. Я обманулся. Я — в пустыне.