99 имен Серебряного века
Шрифт:
А вот свидетельство Андрея Белого: „Здесь, у Мережковского воистину творили культуру, и слова, произносимые на этой квартире, развозились ловкими аферистами слова. Вокруг Мережковского образовался целый экспорт новых течений без упоминания источника, из которого все черпали. Все здесь когда-то учились, ловили его слова“.
Лев Шестов назвал Мережковского „страстным охотником за идеями“. Все эти найденные или „подстреленные“ Мережковским идеи расхватывались другими. Ну, что ж, щедрый охотник…
В годы революционного брожения квартира Мережковских была „своего рода магнитом, куда тянулись философствующие лирики и лирические философы“ (Георгий Чулков).
В 1905 году в журнале „Полярная звезда“ появилась знаменитая
Мережковский предсказал «Грядущего Хама», а когда в 1917 году воцарилось «Царство Антихриста», он не уставал с ним бороться. В декабре 1919 года Мережковский и Гиппиус тайно покинули советскую Россию. 16 декабря 1920 года в Париже Мережковский прочитал свою первую лекцию «Большевизм, Европа и Россия», в которой рассмотрел тройную ложь большевиков: «Мир, хлеб, свобода», обернувшуюся войной, голодом и рабством.
Узнав о визите в Россию Герберта Уэллса, Мережковский обратился с открытым письмом к английскому писателю. В нем он, в частности, писал: «Знаете, что такое большевики? Не люди, не звери и даже не дьяволы, а наши „марсиане“. Сейчас не только в России, но и по всей земле происходит то, что вы так гениально предсказали в „Борьбе миров“. На Россию спустились марсиане открыто, а тайно, подпольно кишат уже везде. Самое страшное и большевиках не то, что они превзошли всякую меру злодейств человеческих, а то, что они существа иного мира: их тела — не наши, их души — не наши. Они чужды нам, земнородным, неземною, трансцендентною чуждостью…»
В ненависти к большевикам Мережковский в радиоречи поддержал в 1941 году даже Гитлера, подчеркнув, что необходим крестовый поход против большевизма, как против абсолютного зла. Мережковский выступал за интервенцию, которая помогла бы спасти мир и возродить Россию. «Я призывал, вопил, умолял, заклинал, — признавался Мережковский. — Мне даже стыдно сейчас вспоминать, в какие только двери я не стучался…» Однако Запад не услышал Мережковского. Его услышали в Москве и пришли к нему, в парижскую квартиру 11-бис Авеню дю Колонель Бонне, несколько вооруженных людей, но опоздали: Мережковский успел умереть естественной смертью.
А теперь вернемся назад. Квартира Мережковских в Париже в течение 15 лет была одним из средоточий эмигрантской культурной жизни. На «воскресеньях» у Мережковских собирался русский интеллектуальный Париж, и молодое «зарубежное поколение» любило слушать рассказы Дмитрия Сергеевича и Зинаиды Николаевны о петербургском периоде их жизни.
Говорить о Мережковском как о прозаике трудно: он написал неимоверно много. Его первым историческим романом стала «Смерть богов», где он с музейной достоверностью реконструировал события идейной борьбы в Римской империи в IV веке. В книге «Вечные спутники. Портреты из всемирной истории» Мережковский представил многих гигантов, таких, как Плиний Младший, Марк Аврелий, Монтень и другие. В 1901 году вышел его роман о Леонардо да Винчи. За исследованием «Толстой и Достоевский» последовала книга «Судьба Гоголя. Творчество, жизнь и религия». В 1904 году был опубликован роман «Антихрист. Петр и Алексей».
Петр I по Мережковскому — соединение «марсова железа и евангельских лилий». Таков вообще русский народ, который и в добре и во зле «меры держать не умеет», но «всегда по краям и пропастям блудит».
Другие исторические романы Мережковского — «Павел I», «Александр I», «14 декабря». До революционных потрясений была написана книга «Две тайны русской поэзии. Некрасов
Дмитрий Мережковский прожил большую жизнь (76 лет) и, казалось бы, сделал для русской литературы очень много, но, как отмечал Георгий Адамович: «Влияние Мережковского, при всей его внешней значительности, осталось внутренне ограниченным. Его мало любили, и мало кто за всю его долгую жизнь был близок к нему. Было признание, но не было прорыва, влечения, даже доверия, — в высоком, конечно, отнюдь не житейском смысле этого понятия. Мережковский — писатель одинокий».
Иван Ильин высказался еще резче: «Психология, психика, целостный организм души совсем не интересует Мережковского: он художник внешних декораций и нисколько не художник души. Душа его героя есть для него мешок, в который он наваливает, насыпает все, что ему, Мережковскому, в данный момент нужно и удобно. Пусть читатель сам переваривает все, что знает… Замечательно, что читателю никогда не удается полюбить героев Мережковского…»
«О, как страшно ничего не любить, — это уже восклицал Василий Розанов, — ничего не ненавидеть, все знать, много читать, постоянно читать и, наконец, к последнему несчастию, — вечно писать, т. е. вечно записывать свою пустоту и увековечивать то, что для всякого есть достаточное горе, если даже и сознается только в себе. От этого Мережковский вечно грустен».
И, пожалуй, последнее мнение. Критик и литератор Николай Абрамович писал в «Новой жизни» в 1912 году, что культура прошлого была «как бы бассейном, откуда черпал обильно Мережковский», но он «первый показал, что существует особого рода талантливость, заключающаяся в способности… пылать, так сказать, заемным светом… во всем этом была жизнь — и жизнь очень напряженная и яркая».
Чтобы смягчить суровость оценок современников Мережковского, приведем стихотворение «Morituri», которое начинается так:
Мы бесконечно одиноки, Богов покинутых жрецы…Концовка стихотворения такая:
Мы гибнем жертвой искупленья, Придут иные поколенья. Но в оный день, пред их судом, Да не падут на нас проклятья: Вы только вспомните о том, Как много мы страдали, братья! Грядущей веры новый свет, Тебе от гибнущих привет!МИНСКИЙ
Николай Максимович ВИЛЕНКИН
15(27).I.1855, село Глубокое Виленской губернии — 2.VII.1937, Париж
Один из патриархов декаданса прожил длинную жизнь — 82 с половиною года — и изведал многое — хвалу и хулу. Произведения Минского хвалили Гончаров, Тургенев и Надсон. По воспоминаниям современников, всякий передовой студент считал своим долгом иметь в своей библиотеке рукописный экземпляр запрещенной поэмы Минского «Гефсиманский сад» (1884). Поэма широко распространялась в списках. Сюжет стихотворения Минского «Последняя исповедь» послужила Илье Репину замыслом для создания картины «Отказ от исповеди».