99 имен Серебряного века
Шрифт:
Это уж точно, в Северянине никакой мужественности Гумилева не было, он был всего лишь соловей поэзии. Изобретатель и сочинитель новых рулад и изысков. Он обожал необычные сочетания и неологизмы. Отсюда — «чаруйная быль», «златополдень», «шмелит-пчелит виолончель», «целый день хохотала сирень фиолетово-розовым хохотом». Мотыльки у Северянина «золотисто жемчутся», кусты с весною «зачерещутся, засиренятся» и т. д.
И еще одна особенность поэзии Северянина — ее музыкальность, напевность (не
Правда, строки не читаются, а поются? Сергей Прокофьев утверждал: «Северянин — поэт-музыкант, в его творчестве ощущается применение контрапункта и фуги». Да и сам Северянин объявлял о себе: «Я — композитор: в моих стихах — чаруйные ритмы». Это в стихах. А вот что он писал в воспоминаниях:
«Да, я люблю композиторов самых различных: и неврастеническую музыку Чайковского, и изысканнейшую эпичность Римского-Корсакова, и божественную торжественность Вагнера, и поэтическую грацию Амбруаза Тома, и жуткий фатализм Пуччини, и бриллиантовую веселость Россини, и глубокую сложность Мейербера, и — сколько могло бы быть этих „и“!»
Музыкальность поэзии Северянина несомненна, но нельзя пройти стороной и типичную «северяниновщину», в которой превалирует нечто аксессуарно-бытовое, парфюмерно-галантерейное, шоколадно-лимонадное. Недаром Зинаида Гиппиус презрительно бросила в его адрес: «Как прирожденный коммивояжер». Гиппиус, одна из ярых противниц Северянина, критикуя Брюсова, писала, что «брюсовская обезьяна народилась в виде Игоря Северянина… Чего у Брюсова запрятано, умно и тщательно заперто за семью замками, то Игорь Северянин во все стороны как раз и расшлепывает. Он ведь специально и создан для раскрытия брюсовских тайн. Огулом презирает современников…»
Тут Зинаида Гиппиус уловила суть: Северянин если не презирал современников, то уж точно немного издевался над толпой, пародируя ее вкусы и пристрастия. Он надевал маску и участвовал в народном карнавале, но, как это часто бывает, заигрывался и сам становился этой маской.
Близко знавший Северянина поэт и переводчик Георгий Шенгели проницательно писал: «Игорь обладал самым демоническим умом, какой я только встречал, — это был Александр Раевский, ставший стихотворцем; и все его стихи — сплошное издевательство над всеми, и всем, и над собой… Игорь каждого видел насквозь, толстовской хваткой проникал в душу и всегда чувствовал себя умнее собеседника — но это ощущение неуклонно сопрягалось в нем с чувством презрения».
Стало быть, соловей, но с демоническим умом. Тогда понятны его ехидно-издевательские призывы:
Ало жальте уста — вонзайте кинжалы, Чтоб бюст задрожал…Умница Северянин понимал, что мало писать звонкие стихи, надо еще подвести под них какую-то теоретическую базу, придумать новое литературное направление. И он провозгласил эгофутуризм (брошюра «Пролог „Эгофутуризма“», 1911), причем опередил в своем открытии кубофутуристов — Маяковского, Бурлюка, Хлебникова и Крученых. Кубофутуристы хотели выбросить за борт современности всех гениев прошлого, за что получили резкую отповедь со стороны Северянина: «Не Лермонтова с парохода, а бурлюков — на Сахалин!» При всех своих эгофутуристических загибах Северянин тяготел к классике.
«Эго» и «кубо» на какой-то период объединились, а потом резко разошлись, как Маяковский, который сначала сблизился и сдружился с Северяниным, потом оттолкнул его дружбу. А в феврале 1918 года, когда в Москве, в Политехническом, проходили «выборы» короля поэтов, и Маяковский проиграл Северянину, то и вовсе обиделся и назвал стихи Северянина «сборником ананасных, фиалочных и
Но факт есть факт: Северянин был первым (король поэтов), второй — Маяковский, третий — Бальмонт. В стихотворении «Слава» Северянин восторгался собою:
Мильоны женских поцелуев — Ничто пред почестью богам: И целовал мне руки Клюев, И падал Фофанов к ногам! Мне первым написал Валерий, Спросив, как нравится мне он; И Гумилев стоял у двери, Заманивая в «Аполлон»… …Я знаю гром рукоплесканий Десятков русских городов, И упоение исканий, И торжество моих стихов!«Торжество стихов», слава Северянина длилась 5 лет, с 1913 по 1918 год. В эти годы «грезофарсовый» Северянин был популярнее всех других русских поэтов. Он выпускал сборники, ездил по стране с выступлениями и давал свои «поэзы-концерты» с неизменным успехом. Молодые женщины были от него без ума. По мнению современного критика Глеба Шульпякова, «тотальная Эмануэль разлита в каждой его строчке». А это всегда притягивает. Примеры навскидку: «Для утонченной женщины ночь всегда новобрачная…», «Возьми меня, — шепнула, побледнев…», и —
И взор Зизи, певучее рондо, Скользя в лорнет, томил колени франту…Все эти Зизи, лорнеты, франты, «все наслаждения и все эксцессы», «грандиозы» —
— Нельзя ли по морю, шоффэр?… а на звезду?.. Чтоб только как-нибудь: «сегодня не приду»…Все это разом рухнуло и ушло с революцией. Новые времена — новые песни:
Нет табаку, нет хлеба, нет вина, — Так что же есть тогда на этом свете?!Красный конь революции на бешеном скаку выбросил из седла всадника с тонким, нервным, вытянутым в рюмочку лицом. Революционные бури застали Северянина в Эстонии, в местечке Тойла, там он и остался на берегу Финского залива. В Россию он больше не вернулся, хотя хотел и рвался. Прошлое мгновенно улетучилось, а вместе с ним и легкая, поющая, ироническая поэзия. Северянин стал иным, и иными стали его стихи. Сначала он возмущался:
С ума сойти — решить задачу: Свобода это иль мятеж? Казалось, все сулит удачу, — И вот теперь удача где ж? Простор лазоревый теорий, И практика — мрачней могил… Какая ширь была во взоре! Как стебель рос! и стебель сгнил… Как знать: отсталость ли европья? Передовитость россиян? Натура ль русская — холопья? Сплошной кошмар. Сплошной туман…А потом примирился с судьбой. И пишет удивительно прозрачные в печали стихи. Утешения и спасения ищет в природе:
Так как же мне от горя и позора К ненужью вынуждающей нужды Не уходить на отдых на озера, К смиренью примиряющей воды?..