A Lost : Некоторые тайны истории стоит приоткрыть
Шрифт:
— Но я...
– он опускает глаза, чтобы скрыть радость, сияющую в его глазах. — С момента нашей свадьбы, ни один мужчина, кроме меня, не касался твоего тела. И не коснется, если ему жизнь дорога.
— К чему этот разговор?
– она нежно касается твердой щеки, прижимая ладонь к прохладной коже. — Я уже давно послала любовь к черту.
— Это неправильно, Катерина. Любовь – это величайший дар. К тому, что у моей семьи есть одна традиция, - уверенно начинает Элайджа.
Почему-то она вспоминает, их ночи, наполненные страстью. Он всегда казался жестоким и любящим.
— Ах, ты о том, что имя выбирает отец, но я не могла тебе позволить испортить все, - шепчет Пирс.
Он наденет массивный перстень, с геральдической лилией, на ее тоненький палец, а потом бросит взгляд на дочь - точную крошечную копию Элайджи Майклсона.
— Так ты выбрал имя?
– Кетрин смотрит на перстень. — Я посмеюсь с того, насколько оно ужасное.
— Ребенка должен нарекать отец. Такое поверье издревле ходит среди моего народа, - объясняет первородный.
— Как и то, что жена должна сжечь себя, после гибели мужа, - Ребекка рассказывала Пирс о традициях. — Некоторые традиции необходимо ломать, а правила нарушать. Некоторые нужно соблюдать.
Он смотрит на жену и понимае,т насколько серьезно она говорит.
— Я возьму ее на руки?
Элайджа никогда не спрашивал, но сейчас он лишь хочет доказать своей жене, что сумеет защитить их семью. Никакие ведьмы не смогут отнять их счастье. Она видит это в его взгляде, но Кетрен Пирс понимает, что Рейтия не оставит это так. Когда плачет личная женщина Элайджи Майклсона, то он не оставит ее одну. Он к ней максимально близко и внимателен. В ответ на женские слезы не надо никуда бежать. Не надо никого спасать. Не надо никого наказывать. Обязательно окажется, что спасать и наказывать надо было совершенно наоборот. Женщину надо любить так, чтобы всем остальным мужчинам было мучительно больно, что они так не умеют.
— Я рядом…
Она всхлипывает, а ее слезы медленно капают по ее щекам. Если она плачет, то Элайджа подставит свое плечо, чтобы она могла выплакаться в него.
— Ты устала.
Элайджа кладет свою руку ей на плечо, и она оборачивается, на секунду, заглядывая ему в глаза.
— Нет, Элайджа. Я не устала. Не устала. Слухи о клинке с черепом. Он опасен, и я планирую заполучить его. Тогда я успокоюсь.
— Всего лишь слухи, моя Катерина. Я убедился в этом. Позволь мне защищать нашу семью. Я должен делать это, а ты не должна беспокоится о том, что ведьмы придут за нашим ребенком.
— Обожаю умных врагов. Рейтия обманула нас всех. Ей нужно будет придумать, что получше. Да ладно Элайджа. Ты не сможешь придумать дьявольский план. Что бы ты не планировал, это не сработает. План Клауса тоже провалится. Если убьем ведьмочку, то ковины отомстят. Уж слишком они любят своего нового регента.
— Ну, если наиболее дьявольская женщина не может во всем разобраться. Значит, хоть что-то я делаю правильно. Думаю, у некой " The woman. " появилось новое дело.
— У меня теперь реальное дело. А, я и забыла, что тебе нужна дьявольская женщина, на твоей стороне. Я люблю тебя так сильно и так счастлива с тобой, что ужасно боюсь, что могу проснуться, и обнаружить, что ничего этого
Кетрин продолжила шептать в полумраке спальни передавая спящую крошку Элайджи .
— Ни нашего первого поцелуя, ни моего признания в любви, ни нашей первой ночи, в Чехии, ни сломанного позвоночника, ни моря, ни твоего прощения, ни проведенного времени в Новом Орлеане, ни ревности, ни измен, ни рождения Нади и Николины, ни предложения, ни нашей свадьбы, ни нашей поездки в Лондон. Я так боюсь, что ты можешь оказаться не моим. Это какая-то паранойя. Моя любовь... Паранойя. Странно и глупо, правда? Я ведь никогда не хотела жить вот так... Семьей. Но рядом с тобой… Рядом с тобой мне будет мало даже нашей вечности.
— Ты будешь считать меня слабым, Катерина, если сейчас я скажу, что меня терзают почти идентичные страхи?
Внезапно, но не сомневаясь ответил Майклсон, что Пирс вздрогнула от неожиданности, а затем перевела взгляд на Николину, которая продолжала спать, но теперь уже на руках отца.
— Ой, я думала, ты не справишься.
— Я перестал спать с тех самых пор, как, родилась Николина. Ну, я просто смотрю на тебя и на дочь. Потому что мне тоже мало будет даже вечности, я не хочу упустить ни одной секунды. Но, ты не замечала этого из-за своей паранойи.
— Элайджа...Ты обещаешь мне? Обещаешь, что с ней ничего не случиться.
— Я не позволю, чтобы с ней, что-нибудь случилось, Катерина. Иди поспи и набирайся сил.
— Когда она проснется, Кейтлин принесет смесь, и...
— С этим я тоже справлюсь.
Они были одинаково сумасшедшими. Одинаково влюбленными друг в друга.
К счастью, у них была вечность для двоих — и быть сумасшедшими, но счастливыми, до скончания веков. В этом они разбегаться только вместе. Они нашли друг в друге все. Абсолютно все.
Кетрин послушала мужа и оставила Николину с ним. Она смогла побороть свою паранойю и уснуть, по-привычке, поджав под себя ноги.
Когда наступило утро, Кейтлин уже ждала пробуждения Кетрин с подносом свежезаваренного кофе и свежей выписки.
— Доброе утро, Миссис Майклсон.
Кетрин потягивается, вдыхая запах кофе.
— Николина...
Вспомнив о дочери Пирс хватает халат и по-вампирски оказывается в детской, и то, что она увидела не могло не вызвать улыбку на ее лице. Николина спала на груди Элайджи, и Кетрин это показалось очень мило. Отец и дочь. Их словно связало невидимой нитью. Элайджа целует спящую дочь в лобик и поправляет новорожденной малышки шапочку. Теперь Кетрин поняла еще одну вещь : Папина дочка.
Теперь Элайджа понял еще одну вещь : Папина дочка.
Он защитит ее любой ценой.
— Миссис Майклсон, принести вам выпить? Виски? Бурбон? Кофе?
Ая говорит шепотом, чтобы не разозлить Пирс.
— Это больше не нужно. У меня теперь реальное дело. Ты Кейтлин и Эддисон остаётесь здесь, а я уезжаю к Нади. Скажи Элайджи, что сегодня я объявляю день отцов.
— А что за новое дело?
— К счастью, я знаю,что делать.
Кетрин уходит, но с гордо поднятой головой и улыбкой на лице. Она знает, что делать.