А отличники сдохли первыми - 2: летние каникулы

R. Renton

— И?

— И мы вот сейчас тут этой рыбой, случаем, не пропахнем так сильно, что жоры и от нас захотят кусочек отгрызть?

— Ты главное не замарайся в ней. И ножик оттирай тщательнее. — Под маской я не видел взгляды зеленоградских бесенят, но уверен, что они были весьма скорбными в тот момент, когда я вскрыл банку красной икры и вывалил драгоценное лакомство в центр растущей вонючей кучи. — А на эту тему я, кстати, экспериментировал. Жоры всегда выбирают прежде всего то, что пахнет интенсивнее. И сразу после

того, как что-то сожрут, некоторое время чуют запахи гораздо хуже. Типа как можно съесть перец чили и сразу после этого какую-нибудь не особо острую горчицу хоть ложками жри — всё нипочём будет. При сильном воздействии чувствительность рецепторов на некоторое время притупляется.

— Ну ок...

Вскоре из посадок вокруг столичного кладбища домашних животных показались первые заражённые. Спотыкаясь о невысокие надгробия чьих-то драгоценных любимцев, жоры спешили поглотить внезапное изобилие как можно быстрее. Однако, один из хромающих к нам бродяг остановился на несколько секунд и, задрав голову, издал протяжный гортанный клич.

— Чего это он? — При виде тощих уродцев Кира с опаской шагнула ко мне за спину и схватилась за рукоять меча.

— Зовёт сородичей.

— Нафига? Ему же меньше достанется.

— Так делают все стайные животные. И человек — не исключение. Помнишь звук, который ты издала, когда поняла, что можешь принять душ?

— Ну... Да... — Кажется девчонка немного смутилась, но тут же улыбнулась. — Ну просто было так неожиданно и приятна-а-а...

— И ты тут же немедленно известила об этом всю округу. Хоть и не так громко, как он. Потому что этот жора, похоже, сейчас чувствует то же самое. А миллионы лет естественного отбора научили всех нас тому, что делиться часто выгоднее, чем точить в одну харю. В них этот рефлекс всё ещё достаточно силён.

Пока мою мини-лекцию с любопытством слушала не только Кира, но и все остальные, к неожиданному и приятному сюрпризу со всех сторон начали быстро стекаться новые особи. То ли услышали действительно сильный запах рыбы, то ли сработал призыв сородича. И достаточное количество заражённых набралось гораздо быстрее, чем я рассчитывал. Как будто до этого они специально прятались где-то неподалёку по кустам и подвалам. Хотя по пути сюда мы видели хорошо если двух-трёх тощих бродяг.

— Я ж говорил, не надо так много вываливать! — Командир бесят немедленно отметил этот факт вместе со мной. И пятёрка его товарищей солидарно угукнула.

Тройка зеленоградцев, которая прибежала вместе с Серым из ветеринарки, почти ничем не отличалась от своих приятелей. И я быстро стал их путать. Тем более что маски они, как и я, не снимали. Запомнил я только их имена — Тончик, Лёха и Евген. Хотя я ни в жизнь не поручился бы — кто из них кто.

— Так, братцы... Все, кто хочет сегодня увидеть звёзды — слушай мою команду! Сейчас они пусть всё сожрут. Как начнут опять

разбредаться, я поведу их в нужную сторону. И тогда втискивайтесь в центр толпы. Тех, кто боится жор, среди нас нет?

Ответом мне было молчание.

— Я так и знал. Помните, что они просто так не кусаются. Но могут сильно наподдать, если им вдруг покажется, что вы встали у них на дороге к еде. Старайтесь не мешать жорам двигаться к цели, держите тот же темп, что и они. Иначе получите по шеям и окажетесь за пределом толпы. И тогда нас... Нет... Тогда вас, скорее всего, сразу заметят. В этом случае — каждый сам за себя. Без геройств. А то в итоге всех схомутают. С целой ротой шмелей без подготовки нам не справиться.

— А шмели не зададутся вопросом, что тут посреди кладбища делает целая толпа жор? — Поднял руку Денчик.

— Наверняка зададутся. Но поставь себя на их место. Представь: ты видишь посреди кладбища толпу вечноголодных зомби. Твои действия?

— Да ну их нахер...

— Вот именно.

Я присмотрелся к толпе заражённых, которые лезли друг у друга через головы, чтобы успеть добраться до консервированных лакомств, прежде чем их товарищи сожрут всё вместе с упаковкой. И когда куча-мала начала понемногу разваливаться и разбредаться в стороны, продолжил раздавать ценные указания:

— Так... Последнее. В толпе — ни слова по-человечески. Перед тем, как бросить галету, я буду говорить вот так... — И я издал хрип подыхающего жоры в интерпретации Киры. — Это значит, что толпа сейчас двинется вперёд и к этому нужно быть готовым. Всем понятно? Хорошо. Вперёд. Точнее... Э-е-е-к-х-х!

Протискиваясь между тощими плечами, одетыми в истлевающие останки зимней и демисезонной одежды, я старался не терять из виду своих спутников. Кира в итоге вцепилась за один из ремней куртки:

— Ничё, если я так подержусь? Чтобы не потеряться...

— Держись. Так... Э-е-е-к-х-х! — Разломив галету вместе с индивидуальной упаковкой, я немедленно швырнул её как можно дальше вперёд.

Поймав несколько крошек, тощая толпа принюхалась и безошибочно выбрала направление в сторону кусочка сушёного хлеба. Прошагав метров десять, первые ряды упали на колени перед разломанной упаковкой, и галета мгновенно исчезла в желтозубых ртах тех, кому посчастливилось добраться до неё первым.

— Э-е-е-к-х-х! — Новый кусок полетел вперёд и все мы двинулись следом за толпой.

Таким макаром вместе с нашей массовкой мы постепенно пробрались сквозь редкие посадки и перешли через шоссе на другую сторону — туда, где начиналось Химкинское кладбище. Дальнейший путь лежал в проходе между рядами человеческих могил. Галета за галетой, мы постепенно продвигались к Новосходненскому, а далее — к Ленинградскому шоссе. Подростки старательно держали общий темп и не создавали нашему прикрытию ненужных препятствий.