А потом с ней случилась жизнь
Шрифт:
– Ну что, поедем повидаться с мамой?
– Ура! – обрадовался Мишка, захлопав в ладоши.
Через полчаса они уже подъехали к высокому зданию больницы и стали искать парковку. На территорию машину не пустили – въезд только по пропускам – и Марку пришлось сдавать назад. В этот момент в него чуть не врезался мотоциклист, который не успел сбросить скорость. Лихо объехав «субару», мотоциклист подрулил к шлагбауму, и шлагбаум сразу поднялся, пропустив его на больничную парковку.
– Интересно, это у них доктора на мотоциклах рассекают
Роддом спрятался за основным зданием больницы. Марк тащил большой пакет с едой и одеждой, а Мишка в предвкушении встречи теребил рисунок с изображением улыбающейся Славы, он набросал его в пути, и трепетно вывел слова: «мама не болей».
Их остановили на входе. Оказалось, что с сегодняшнего дня роддом на карантине, и все посещения прекращены. Миша непонимающе посмотрел на папу, и, увидев, что папа сник, захлюпал носом.
– Ну что ты! – Марк обнял сына, а потом присел, чтобы лучше видеть его глаза. – Всякое бывает. А мы с тобой сейчас оставим для мамы передачку, положим туда обязательно твой рисунок, и пойдем искать мамино окно, хорошо?
– Что ты видишь в окне?
– Небо…
– А что еще?
– Тучи – кажется, скоро будет дождь…
– А если выглянешь, то что увидишь?
– Сейчас попробую. – Слава поднялась и, подойдя к окну, оперлась руками о гладкий белый подоконник. Стоит пару дней полежать, и становишься слабой. – Я вижу деревья – зеленеют себе потихоньку… какой-то больничный корпус… дорожка, по ней идет человек в шлеме, мотоциклист что ли… Вижу ряд скамеек прямо внизу под окнами… И надписи на асфальте, много надписей. «Жанна, спасибо за сына», «Анечка, я тебя люблю», «Ната, спасибо за дочь», «Костя плюс Настя равно Алеша»…
– Чего замолчала?
– Думаю вот, а что бы ты написал… – лукаво призналась Слава.
– Ничего не написал бы.
– Я знаю, – рассмеялась она.
– Что еще там тебе видно?
– Ну что еще… Люди какие-то стоят, а какие-то идут… Вы… Вы идете!
Всплеск ее радости был таким искренним, но тут же стих, и в трубку стали слышны тихие всхлипы.
Марк поднял голову:
– Ну давай, Мишка. Мама нас видит, а мы ее нет. А ну-ка ищи! Кто первый найдет маму в окошке?
– Я! Я! – завопил Миша и стал суетливо бегать глазками по этажам.
Марк сразу ее увидел. Родной силуэт в окне третьего этажа. Длинные пышные волосы ореолом светятся вокруг головы. Как будто совсем недавно он вот так же искал ее в окнах роддома и увидел с новорожденным Мишуткой на руках.
Марк не мешал Мишке самому найти маму и молча смотрел на нее. А она на него. Он слышал в телефоне ее дыхание и редкие всхлипы. Слезы у нее всегда были близко – тонкая душевная организация. Такая хрупкая, такая светлая и прекрасная. И не нужно было сейчас ничего говорить. Никаких громких слов и пафосных надписей на асфальте. Ничего напоказ. Настоящее – в глубине и наедине. Так было
– Мама! – подпрыгнул Мишка. – Я нашел маму!
– Мы тебя видим, – сказал Марк в трубку.
– И я вас, – сказала Слава и помахала, а они помахали в ответ. – Вот и повидались.
– Тебе все передают привет. Мы оставили для тебя передачку. Жди, там сюрпризы.
Миша запрыгал рядом с Марком и стал вырывать у отца трубку:
– Мама не болей! – громко крикнул он.
Слава закивала в окне.
Марк забрал телефон.
– Мы сейчас поедем смотреть, как в доме идет ремонт. Может что докупить надо. Так что ты там отдыхай, ни о чем не переживай, а мы пока будем готовить наше гнездышко, да, Мишка?
– Пап, ты что, мы же не птицы! – возмутился Миша, и в трубке раздался смех.
Ему не хотелось заходить в корпус, хотелось продлить это теплое майское утро и только что вновь испытанное ощущение свободы, ветра и скорости. Он обожал эти первые поездки на мотоцикле после долгих месяцев зимнего простоя. Начало сезона, и снова будто крылья за спиной. И нет больше преград, ты – король мира. Управление мотоциклом сродни медитации: погружающее в себя, впитывающее все твое внимание действие. Единение здесь и сейчас. Взаимодействие с силой гравитации, с силой сопротивления.
Мотоцикл – не просто средство передвижения. Это целое искусство. Даже больше – это молитва.
Не хотелось снова сжиматься, уменьшаться, чтобы протиснуться в двери, оказаться в фойе, подняться по лестнице на второй этаж – в раздевалку, открыть свой шкафчик, положить сверху блестящий черный шлем, снять одни доспехи – тяжелую куртку и штаны со спецзащитой – и надеть другие – синюю льняную форму и кроксы.
– Добрый день, Юрий Юлианович, – поприветствовала его Ольга, уже два года работавшая здесь охранницей.
– Юрий Юлианович, доброе утро! – поздоровалась Татьяна Ивановна, управляющая регистратурой.
Юрий кивнул им обеим и прошел дальше. Как будто звук его собственного голоса мог рассеять облако мотокайфа, в котором он до сих пор пребывал. Поднявшись по лестнице на второй этаж, он зашел в раздевалку. Внутри никого не было. Юрий медленно и не хотя поднял блестящий черный шлем и аккуратно водрузил его на шкаф. В этот момент в комнату вошел коренастый мужчина с испанской бородкой.
– ЗдорОво! – он поприветствовал Юрия, широко улыбаясь и по-хозяйски усаживаясь на лавочку. – Чего довольный такой?
– Сезон открыл, – поделился Юрий.
– На мотике что ли прикатил? Не видел его что-то на парковке.
– А я у больницы встал – там тень.
– Вот и весна, – сказал коренастый и натянул на свой округлый живот форму цвета хаки. – Скоро и я сезон открою, – он подмигнул Юрию. Тот понимающе улыбнулся и засунул ступни, обтянутые яркими полосатыми носками, в темно-синие кроксы.
– Переводы к нам сегодня будут, Федор Иванович? – поинтересовался Юрий у коренастого. Тот почесал за ухом и ответил: