А Старый пират…

Лимонов Эдуард

Комсомолка

Сидим: я — старый классицизм И ты, — левретка молодая, Ты веришь в красный коммунизм И лаешь ты не умолкая. У нас борьба идеологий, Что ж телом телу не помочь? Сижу, гляжу, седой и строгий, Как быстро наступает ночь… Меж нами возрастной барьер, Так рассудил бы обыватель, Но я же не типичный сэр, Но я же вечный соискатель Любви. А ты про молодёжь, Союз свой юных коммунистов, Я думал: ты ко мне придёшь. Берет свой снимешь, и неистов, Каскад волос твоих падёт На твои плечики лихие, Я лучше всех тебя возьмёт, Не то что мальчики. Глухие Они к концерту твоему! Я лучше их тебя возьму… Но отдаленная сидела, Пока мне ты не надоела… «Иди

отсюда! Вон пошла!» Как дева старая, сухая, Так комсомолка убрела… А впрочем, может как святая…

* * *

На разукрашенную ёлку И на играющих детей С японской биржи, втихомолку, Глядит худеющий «Никкей». А РТС паденьем в бездну Уже догнал ММВБ И если захотят вдруг бесы, — Мы все окажемся в трубе. Там будут вшивые вокзалы И ледяные поезда, Туда стремятся бирж обвалы, Туда, стремительно туда! Где кипяток в железных кружках, Болезни, голод и разбой, Где не прикрыть лицо подушкой Перед бетонною Москвой. Где ходят гвардии лихие, Где носят спирт и пулемёт, Там возмущается Россия И возмущается народ… Итак, грозя войной гражданской, Приходит к детям Новый Год, А взрослый, словно перед Каннской Пред страшной битвой битвы ждёт…

* * *

Ещё в детстве я решил давно, Что хочу быть бедным и аскетом, Хлеб жевать, и если пить вино, Покупать его большим пакетом, Чтоб дешевле стало мне оно. Понимал я, что прекрасна святость, И отказ от бременей и уз, Не пугала даже и проклятость Я в тюрьме аскезы понял вкус, Был я тверд и стоек как Ян Гус… [Благородно, с нимбом над челом, Каши есть святые день за днём И зияют два прозрачных глаза Пламенем вселенского экстаза…] Я хотел и стал. Я понял тайны Мне смешны все ваши поведения Если в церковь я вхожу случайно, То вхожу я в церковь без волнения, Там сдают всего лишь помещение Для свиданья с Богом: мое мнение. Я гляжу: посредники-священники, Злые мои дети соплеменники На все Ваши мелкие дела Моя риза чёрная бела Мои джинсы — старые как время… Нас сажали, помню, на осла В Иерусалим смотрело темя…

* * *

Сижу как Сталин над страной, Этаж девятый мой. «Настольной лампою моей Испуган будь злодей! Моей согбенною спиной И профилем в окне О, гражданин страны родной, Спокоен будь вполне!» Шепчу я, мудрый, сквозь усы, Идут столетия…, часы… Генералиссимус в очках От трубки дым в клочках… Фуражка на столе лежит, Графин с водой стоит. Сижу как Сталин над страной, — Этаж девятый мой. Мой Кремль, мой стол, мой кабинет… Я Сталин, — старый дед…

В поезде

Гудит железная дорога Объявши ледяную Русь, Ты рельсы языком не трогай, Иди себе, прохожий гусь! Шагаешь от Владикавказа, А ждет тебя Владивосток, Любая страшная зараза Готова на тебя грибок Смахнуть соплёю бледнолицей. Учитель! Что же ты один? Вот соболь пробежал с куницей, А вот проехал блудный сын… Гудит железная дорога. Милиционер. Перрон. Вокзал. Попахивает углем строго?.. Век паровозов дуба дал, Мы все зависим не от Бога, От электрических начал… Какие грязные пространства! Какой запущенный пейзаж! Ты даже кепки оборванца За это зрелище не дашь. Ничто не развлекает взора, Бумаги и пакеты вдоль, Ещё бутылок злая свора Лежит у полотна… Позволь! Я штору жёлтую закрою! Прощай, зазубренный пейзаж! Россию приготовив к бою Возьмем её на абордаж!

* * *

Многосторонни деятельности наши: Сидеть на стуле и спешить в постель, Держась за груди и за бёдра Даши, Качать ребенка, обхватив качель… Патрон вгонять в холодный ещё ствол, Любой нам род занятий подошёл… Многообразны деятельности нас, У каждого есть свой иконостас: Иному Гитлер вдруг иконой служит И ничего

себе, живёт, не тужит… Иная поклоняется Монро, И ходит, в шляпе укрепив перо… Иной идёт, простой рабочий парень, А приглядишься, генерал Гагарень… Вот я гляжу в холодное окно, А там Москва, в которой так темно И башня Академии Наук Висит вдали как огненный паук. Ты над Москвой-рекою на пригорке О, Башня, возвышаешься! Конторке Подобная, иль ящиков панели? Размытая как старые пастели…

На выставке

Молодая, юная, как спаржа, Стройная, зелёная, бамбук, Девочка стояла на продажу, Выхваляясь средь толпы, и вдруг… Нет, не так! Я Вас увидел юной, Вы стояли осью центровой, Бегал муж Ваш — олигарх картунный Вокруг Вас, с изогнутой спиной… Ясное, известное мне дело, Точно также, но давным-давно, Девочка другая так глядела На меня, через очей окно… – Вы красиво, Фауст, постарели! Девочка могла б меня спросить. – Доктор Фауст, смею еле-еле О себе напомнить, может быть? Выставка, моргали лиц картины, Выставка, фотографы, вино… Я ходил спокойный, благочинный, Всем чужой уже давным-давно… И меня, представьте, все боялись! Женщины, фотографы, мужья… – Как давно мы с Вами не встречались, Ученица лучшая моя! – Я Вас съем, я Вас обезображу! Сделаю покорной и святой! Я Вас грязью, девочка, измажу, Задавлю своею наготой! Доктор Фауст… шрамы, пятна, шрамы, Старой шерсти дикие клоки, Полезайте на мои лингамы, Провалитесь же в мои пески! Ваше столь взлелеянное тело, Знаю, не захочет лоск терять, Но заставлю я его умело Писать, плакать, кашлять и страдать. Можно жить, минуя все эксцессы, Но зачем, когда так хороши, На полу валяются принцессы Те, кому пришел туркменбаши…

Нет снега

Где я совсем один живёт, Мне южный ветер в окна бьёт, Нахальный, слово старый вор, А у Зимы — запор. Снег был объявлен. Не идёт, А скоро Новый Год. Присела, тужится Зима, Мороз сковал дома. Застыла грязь, деревья злы, Глаза у птиц круглы. И не летает воробей, Не засыпает змей… И над берлогою медведь Давно устал сидеть… [Гипотетический медведь, Его не рассмотреть…]

Колыбельная

Спи, милая, спи, Если сходила пипи. Ножки разброшены, Сиськи взъерошены В гнездышке нашей любви. Спи, милая, спи, Но не храпи, не сопи… Ночь наступила давно, В доме напротив темно, «Сахарный лев» торговать перестал, «Сахарный лев» задремал… Сиська на сиську легла, Я не убрал со стола… Наши бокалы вдвоем, Слился с Гоморрой Содом, Сиська на сиське, Я в твоей письке, Так вот всегда и живём… Спи, милая, спи… Ты ведь сходила пипи…

У Вятки, или же Перми

художнику К. Васильеву

Под белоснежными орлами, Где ветер гонит ямщиков, Ты, Русь, лежишь семью холмами, Семь на семь белых городов Твои часовенки — подружки, Твои источники чисты, Их вечно не ржавеют кружки, Нетленны над водой мосты. Ты аскетически красива, Где Вятка, а за нею — Пермь, Чуваш прищурился курсивом И губ лоснится эпидермь. И белый клок волос по ветру — Чувашка с белыми детьми Идёт пешком по километру У Вятки, или же Перми… Зеленоватый храм поднялся И левитирует теперь Пред куполами застеснялся Потупил взор косматый зверь. Отшельник ветхою полою От ветра прикрывает срам Простясь с зловонную Москвою Сюда бежал он как Адам… Колдун летает с колтунами И угро-финские снега Лежат в гармонии со снами, Ты мне Россия, дорога… В твоей ладони крошек хлебных Я горстку бедную найду, А что до злыдней непотребных, Те будут мучаться в Аду. Там, под Парижем и Варшавой, А здесь, у Вятки и Перми Спешим, шурша ногою правой Как водится между людьми…