… а, так вот и текём тут себе, да …
Шрифт:
И я их понимаю – однажды и сам чуть не сдох на Сейму с голодухи.
Три дня они со мной не разговаривали – бойкот.
И я их понимаю – дольше не продержаться, когда делаешь одно дело, а общаться вынужден только через Чубу.
( … подло предавать друзей. Согласен.
Но из всех подлостей совершённых мною за свою жизнь об этой, почему-то, я сожалею менее всего.
Хотя, конечно, сожалею.
– Бабник, тряпка, предал своих корешей за кусок вонючей дырки, за бабу предал,– скажут 95% реальных
Ну, ладно – переборщил – 93%.
И я их пойму.
И соглашусь с ними.
И я их пожалею – не повезло беднягам. Не попадалась им такая баба, ради которой стоило предать …)
Итак, Ольга.
Конечно, размер её груди намного уступал размерам Натали .
И они у неё не отличались упругостью, как предписывается грудям девственниц в литературных традициях.
Но когда я впервые, стоя у тёткиной калитки, расстегнул на себе рубаху, а на ней кофточку и стиснул её наготу, то поразился необъятности ощущения от прижавшейся женской плоти.
Лифчика на ней не было, она перед этим заходила в тёмный двор хаты.
А то, что грудь такая небольшая и соски не твёрдые объяснила нырянием со скалы за рапанами.
Глубина оказалась большой и потом в больнице пришлось прокалывать ей груди.
( … лапша на уши? Понятия не имею.
При моей лопоухости я верю всему, что мне говорят.
Серьёзно, пока слушаю – верю всем и вся. А из-за своего, не менее фундаментального, тугодумия логическое осмысление услышанного начинаю на вторые или третьи сутки.
Но в тот момент мне было вовсе не до логики – рапаны, так рапаны.
Это лишь теперь немного интересно – что оно за хрень? Да, и то не очень …)
Но что в ней безоговорочно пленяло, так это – ноги.
( … тогда во всём мире бурлила сексуальная революция, а законы революционного времени – беспощадны. И уж тем более законы революционной моды.
Это в нынешние демократические времена хочешь – макси одевай, хочешь – миди, а можешь и всю жизнь в трениках проходить, если, конечно, на них есть адидасовские полоски.
Сексуальная революция установила диктатуру мини.
Так что, коль ты считаешь себя женщиной – изволь обнажить колени.
Закон – есть закон.
Если ты не махнула на себя рукой, как на женщину, твоя юбка или платье должны кончаться, как минимум, на три сантиметра выше колен.
Закон суров, но справедлив, или записывайся в пенсионерки…)
У Ольги мини было на двадцать сантиметров выше колен. Поэтому, когда она садилась, то кисть руки её целомудренно спускалась между спортивно спелых ляжек, чтоб не выглядывали трусики.
И когда я сверкающим солнечным днём стоял у тоннеля Путепровода,
Порыв ветра взметнул на ней юбку и она, на бегу, оправила её классическим жестом Мэрилин Монро из другой эпохи.
( … в такие мгновения все рапаны мира и голодные братаны, жующие горбушки с сухим сеймовским песком, пусть катятся в тартарары!
…две ножки… грустный, охладелый,
я всё их помню…
Или, как сказал иной, более прагматичный избранник муз:
– Ольга, за твои ножки я б отдал всё, кроме получки и выходного дня!..)
Он был её сотрудником на Тряпках, куда она устроилась работать, потому что не уехала к маме в Феодосию, а осталась жить у тётки.
Тряпками в Конотопе называют Фабрику Вторсырья.
Она на самом краю города – первая остановка электрички по пути на Сейм.
Зачем так далеко?
Просто на Тряпках не слишком-то оглядываются на трудовое законодательство, а Ольге тогда едва исполнилось пятнадцать лет.
Первого сентября я пришёл в Конотопский техникум железнодорожного транспорта вместе с моими братом и сестрой, которые поступили туда же после восьмого класса.
Студентов погруппно построили во дворе на линейку и директор техникума начал толкать речь.
Я почувствовал себя как зэк, которому по истечении десятилетнего срока накинули ещё три года. Так, ни за что.
Когда линейка кончилась, я зашёл в отдел кадров техникума, забрал свои документы и отправился трудоустраиваться на завод КПВРЗ.
Меня приняли туда же, где уже был Владя – учеником слесаря по монтажу металлоконструкций в экспериментальном участке Ремонтного цеха.
Как и большинство цехов в КПВРЗ, Механический построен из кирпича огнеупорного цвета. Прямые гладкие стены без дореволюционных загогулин.
Просторный корпус длиной метров сто тридцать, высотой – восемь; внутри под крышей громыхает поперечная кран-балка по рельсам вдоль стен.
Кабинка крановщицы снизу, в самом краю тридцатиметровой балки, по которой бегает тельфер с мощным крюком на толстом тросе. В кабинку крановщица подымается по лесенке вмурованной в стену цеха.
К зданию Механического цеха пристроены три крыла, но меньшей высоты.
В одном Инструментальный цех, а в другом тоже станки Механического, но более мелкие; не такие махины как по обе стороны центрального прохода в основном здании.
Центральный проход достаточно широк, чтобы смогли разъехаться два встречных автокара.