… а, так вот и текём тут себе, да …
Шрифт:
Меня настолько поразила абсурдность ситуации – пиратский крик Иры, эта деревянная линейка и ты у неё в животе – что я захохотал.
Все присутствующие последовали моему примеру.
Не получается всерьёз драться с кем только что смеялся заодно.
Мне помогли подняться и мы ушли.
Невозможность остановить мгновенье заставила меня поменять приоритеты.
Моей задачей стало охранять её. Охранять от суматохи
– Привет. Ой, ты как-то подурнела сегодня.
Охранять от её страхов перед будущим – фельдшерица Кердун в роддоме такая грубая, все на неё жалуются. И от затаившегося в ней самой непонятного, но отрицательного резус-фактора.
Охранять от всего этого мира, готового в любой момент нанести удар откуда не ждёшь. Поэтому я затаился и следил за ним.
Такая моя позиция привела к отчуждению от общаги, от курса, от института.
Только с Жомниром я продолжал общаться. Он стал научным руководителем моей курсовой работы «Ирония в рассказе В. С. Моэма «The Judgement Seat».
Кроме того он был нужен мне, чтобы в этом недоброжелательном мире отгородить место для нас с Ирой. Он обещал «засватать» мои переводы в какое-нибудь из книжных издательств в Киеве, где у него есть связи.
Для сборника понадобится 20-25 рассказов.
Я продолжал приходить к нему домой и он в шутку говорил, что его жена, Мария Антоновна, в меня влюбилась.
Они жили в трёхкомнатной квартире на пятом этаже по улице Шевченко, потому что их дети уже повзрослели и отделились. Сыновья – в Россию, а дочка – замуж.
Жили они только в двух комнатах, третью Жомнир превратил в архивный кабинет – стол, стул и стеллажи до потолка из толстых досок, заваленные кипами папок с завязками, стопками книг и просто бумагами, и окно в стене напротив двери.
Мне это нравилось.
Ещё мне понравился рассказ Иры о бесчеловечности Жомнира.
Его семья тогда ещё жила в пятиэтажке родителей Иры и во время ремонта квартиры он поделил площадь полов на количество членов семьи, покрасил причитающуюся ему квадратуру, поставил кисть в банку с водой, пожелал остальным трудовых успехов и – умыл руки.
Жена Жомнира, Мария Антоновна, бесшумная женщина с седыми до чистой белизны волосами, дала мне книгу стихов Цветаевой и заставила её полюбить.
Прежде я считал, что поэтессы способны лишь кружева плести, в смысле, выдавать дамское рукоделье за высокую поэзию.
Марина не такая, она умеет, когда надо, насиловать слова.
Я вспомнил её в тамбуре электрички, когда ехал из Конотопа.
Туда я продолжал ездить, хотя и не так часто. Из
Она всегда была хорошим ребёнком и я её даже любил.
Просто как-то не умею я играть и сюсюкать с детишками. Больше, чем на десять минут меня не хватает.
В тамбуре я покурил и вдруг ни с того, ни с сего начал ощупывать лацкан своего верблюжьего пальто. В его уголке пряталась длинная портновская игла целиком вонзённая между слоями материи.
Достать её оказалось непросто. Тоже самое повторилось и со вторым лацканом.
( … вонзённая игла – точь-в-точь как в той ранней поэме Цветаевой…)
Я выбросил иглы в прорези над стеклом двери грохочущей к Нежину электрички.
Откуда они взялись? Воткнула мать, как в той поэме? Или купил их вместе с пальто у Алёши?
И что заставило меня найти их?
( … на некоторые вопросы я так и не смогу узнать ответа.
Никогда…)
Тёщу беспокоили мои визиты к Жомниру. Она переживала чем меня там угощают – лишь бы не варёной колбасой.
По-видимому, она боялась, что колбасой можно перепрограммировать человека, сделать из него зомби, как в фильме «Матрица».
Она не знала, что я – робот нового поколения, которые зомбируются через печатный текст.
А ничего, Гаина Михайловна, что Жомнир скормил мне книгу Гессе, в прозе которого один абзац может тянуться страницы полторы?
( … о том, что печатный текст через зомбированного меня воздействует на окружающую действительность мне стало известно из личного опыта.
Например, в туалете квартиры родителей Иры для гигиены нарезан журнал «За рулём».
Сидя на унитазе, я прочитываю статью о большегрузных автомобилях, прежде, чем употребить её в качестве туалетной бумаги.
Выхожу из дому – опаньки!
Улицу Красных партизан невозможно перейти – запружена потоком КАМАЗов и БЕЛАЗов.
Потом мне, конечно, вкручивают, будто на московской трассе ремонтировали дорожное покрытие и направили движение в объезд, через Нежин.
Так они с этим ремонтом ждали пока схожу прочесть нарезку из журнала «За рулём»?..)
Отношения с Гаиной Михайловной у меня сложились по классической схеме «зять – тёща», но с поправкой на интеллигентность относящихся.
Сперва всё шло нормально, но через пару недель она вдруг начала застёгивать булавкой отложной воротник своего халата.
Халат домашний, с глубоким вырезом, но я этого даже как-то и не замечал.
Но теперь деваться некуда – между булавкой и верхней пуговицей образовалась широкая прореха, а любая прореха притягивает взгляд.
Я не стал интересоваться у предыдущего зятя случался ли такой симптом раньше и с какой периодичностью. Просто пришлось держать взгляд на привязи.