… а, так вот и текём тут себе, да …
Шрифт:
Ладно, хватит о посторонних.
Местом твоего зачатия послужил четвёртый этаж общаги, причём место это приготовила сама Ира, поскольку в той комнате проживали девушки, а я на физмате знал только ту пару санитарок-поварих из стройотряда, но они жили в городе.
Перед этим я в очередной раз влюбился в Иру, но сперва прекратил полигамию.
А как же? Ведь только Ире я обязан спасительным уколом от триппера.
Так что на четвёртый курс я приехал осознавшим и перекованным,
Мы стали шапочным знакомством.
И Марии я вернул книжку Бабеля, правда, зачем-то выбрав для этого поздний час.
Она открыла дверь на лестничную площадку в незастёгнутом халате поверх ночной сорочки.
Если предположить возможность сдвигов времени, то в тот момент в её постели вполне мог лежать я и думать когда уже этому придурку дойдёт, что он не вовремя.
Я не стал развивать эту теорию, а просто сдал книгу, поблагодарил и ушёл.
И с тех пор моя любовь принадлежала только Ире. Безраздельно.
Тем более, что я опять в неё влюбился.
Встретив её в филфаковском крыле на третьем этаже Старого корпуса, я уговорил Иру не ходить на пару и после звонка мы украдкой прошли по широкому пустому коридору к боковой лестничной клетке.
Там мы свернули не вниз, а вверх, хотя четвёртого этажа в Старом корпусе нет и подъём преграждает перегородка с запертой дверью на чердак.
Поднявшись до середины ступеней, мы целовались.
( … её классическая грудь под вязаным зелёным свитером оттенка речных водорослей – под стать её русалочьей причёске; шёлковая юбка на крепких бёдрах – абстрактно тонкие белые гроздья на чёрном фоне – от портнихи Марии Антоновны, матери Ляльки; высокие австрийские сапоги на танкетке; её глаза, улыбка; стройный белый лотарингский крест переплёта в высоком окне у неё за спиной, которое смотрит в лазурную синь неба яркую, как на полотнах эпохи Возрождения; всплеск крыльев белых голубей за крестом – всё сложилось в картину, которую я буду видеть и вспоминать всю жизнь…)
Но мне мало одних только воспоминаний, я хотел оставить её себе, или самому остаться с ней, среди этой до отчаянье невыразимой красоты.
Поцелуи не помогли остановить мгновенье.
И тут уже не остаётся иного выхода, кроме как снова влюбиться.
Тем же вечером на лестнице в общаге Ира дала мне ключ от комнаты физматовок, чтоб я открыл и зашёл, а она придёт минуту погодя, в целях конспирации.
Мы не включили свет.
Это была койка у окна с видом на невидимый за темнотою берег Остра.
С Ирой предохранение лежало на мне, то есть, я следил за тем, чтоб вовремя убраться во избежание абортов под наркозом или без.
Но в тот вечер…
…ещё немного!.. я ведь контролирую!.. рано ещё!.. ещё чуть-чуть!.. одну капелюшечку!.. у-у!.. опаньки!.. поздно… поезд ушёл…
Ты была в том поезде среди толпы точно таких же попутчиков, но оказалась чуть-чуть пошустрее.
Ну, а дальше – плавный
Когда Ира ещё училась в школе, то на мосту через Остёр нашла колечко. Обычное жёлтое колечко, какими торгуют киоски среди прочей бижутерии.
Ира принесла его домой и её мама, Гаина Михайловна, огорчилась и опечалилась, но ничего не сказала дочери.
Был ли брак Иры с разведённым мною мезальянсом?
Несомненно и неоспоримо.
Достаточно сопоставить родительские пары:
комплектовщица Рембазы – преподавательница немецкого языка Нежинского ордена Трудового Красного знамени государственного педагогического института имени Николая Васильевича Гоголя;
слесарь Рембазы – заместитель директора Нежинского хлебокомбината.
Однако, фактор наличия тебя, пусть даже ещё нерождённой, смягчал кастовые предрассудки, которые, кстати, давно уж были упразднены советским строем.
И всё-таки, даже в эпоху развитого социализма всё восставало и противилось нашему браку.
Начать с того, что в нашу с Ирой предсвадебную поездку в Киев мне пришлось ехать с колом в анусе.
Киев понадобился, чтобы отоварить талоны из ЗАГСа в салонах для новобрачных.
Мне, со штампом о разводе в паспорте, никаких скидок на обручальное кольцо не полагалось, но моя сестра Наташа пообещала одолжить мне узкое золотое колечко, которое зачем-то носила на большом пальце руки.
Что касается кола, то снаружи он не торчал, но причинял невыносимую острую боль внутри, превращая мою походку в шаркающее волочение ног полупаралитического старца или же молодого запорожца, снятого с упомянутого орудия казни по чуть запоздалой амнистии.
Добейте меня, паны-братья!
Бедная Ира! О таком ли спутнике в салон для новобрачных мечтает любая девушка в своих заветных грёзах?
Отнюдь и ещё раз отнюдь!
Мне же вынесенные в той поездке м'yки служат наглядным напоминанием истины от Гераклита: в одну и ту же речку не ходи – надерут задницу.
Увы, премудрости былого нас ничему не учат, пока не сядем на ежа собственной голой …, как выразились запорожцы в письме к турецкому султану.
Тем не менее в Киеве невеста была укомплектована, а мне куплены коричневые туфли голландской фирмы «Topman».
Они оказались на размер больше, но условия эпохи дефицита приучают не выпускать синицу из рук и через месяц я подарил их тестю – пришлись как раз впору.
Вот для кого я волочил тот кол.
Вскоре мне полегчало и мы приступили к поискам костюма жениху.
Мы прочесали универмаги крупных станций между Нежином и Киевом – Носовка, Кобыжчи, Бобровица – безрезультатно.
Отыскался он лишь в Чернигове – вдали от электрофицированных магистралей – и сидел вполне прилично.