… а, так вот и текём тут себе, да …
Шрифт:
Всё.
Шипящая свистопляска кончилась – до звонка сидит как миленькая за преподавательским столом и упорно пялиться в свой план лекции, которую наизусть знает.
Обожаю девственниц.
Жомнир говорил, что после даже самого краткого разговора с нею его тянет принять ванну, но о вкусах не спорят.
Не помню, пошёл ли я в душ после экзамена по этой самой сравнительной – как её? – на котором тоже пришлось себе грудь чесать.
Но это всё предметы по специальности,
И каждый мнил себя доном Корлеоне и вымогал уважения; типа, своей лекцией он сделал мне предложение, от которого я не смогу отказаться и, вернувшись в общагу, погружусь в штудирование преподанного предмета.
Ага, как только – так сразу.
Единственным, кто вызвал во мне симпатию был Самородницкий, по какой-то из философий. Он на экзамене закурил. Открыто так, вальяжно и вместе с тем культурно – достал пепельницу с крышкой и туда стряхивал.
На его экзамен я пришёл из общаги и погнал какую-то околёсицу, совершенно от фонаря, возможно даже из другой философии, но он вдруг заинтересовался и поставил мне четвёрку. Сказал, что мне нужно сменить факультет и что он мною займётся, но вскоре уехал в Израиль.
Таким образом, практику я проходил в школе при сахарном заводе на станции Носовка – двадцать с чем-то минут от Нежина киевской электричкой и руководителем практикантов поставлен был Жомнир.
Рано утром мы отправлялись туда с высокой платформы вокзала – сборная из десяти разногруппных студентов и он в своём широком преповском плаще и берете в сочетании с аксессуаром из портфеля с ввалившимися боками.
( … каждый одевается под свой имидж.
Берет, плащ, портфель – читай «преподаватель».
Можешь представить сантехника в таком же прикиде? То-то же…)
Мне мать накануне практики пошила куртку. Покроем как энцефалитка у геологов, но из толстой брезентухи зелёного цвета.
Мне она понравилась, особенно цвет – робингудовский такой.
Самым ярким впечатлением от практики стала встреча по футболу между командами сахарного завода и локомотивного депо станции Фастов.
Игра в рамках чемпионата на кубок профкома Юго-Западной железной дороги проходила на пришкольном футбольном поле.
Я вышел посмотреть на перемене и – приторчал.
Стоял сентябрьский, подогретый солнцем денёк. По зелёной траве поля десятка два мужиков гонялись за одним мячом, а отдельный мужик гонялся за ними и свистел заливистыми трелями.
Зрителей было раз-два и – обчёлся: во-первых, нахмуренный мужик в рабочей робе, во-вторых, я.
Он считался «во-первых» потому, что первым тут стоял и стоял упорнее – мне понадобилось ненадолго отойти за деревья на краю поля, чтобы забить косяк.
Вернувшись, я не стал приближаться ко второму зрителю, чтоб понапрасну не дразнить его обоняние; просто стоял
Оса укусом в шею обломала мне кайф.
Я отшатнулся, дёрнулся и в паре метров за спиной увидел Игоря Рекуна, что подкрадывался с коварной усмешкой.
Я не стал скрывать ни косяка, ни дыма.
– Игорёк, если хочешь что-то спросить, говори прямо и спереди.
Улыбка стёрлась, мол, нет, ничего, и он ушёл в школу, где прозвенел очередной звонок.
Юный велосипедист доставил местным мужикам на поле допинг и они, погурголив с горл'a, передавали бутылки друг другу, чтобы взбодрённо ринуться дальше.
Правый полузащитник команды гостей передал пас своему центральному нападающему. Тот прошёл до угла штрафной и несильным, но точным ударом отправил мяч в нижний левый угол ворот.
– Гол!– закричал нападающий и вся команда гостей.
– Нету!– заорали местные мужики.
Отбегая на свою половину поля, нападающий наткнулся на стенку из трёх местных.
– Гола не было!– рыкнули они на него.
– А я ничего и не говорю!– ответил он, оббегая вокруг выстроившейся стенки с нескрываемо довольной улыбкой.
Говорить и доказывать не имело смысла – в воротах отсутствовала сетка, а судья в момент гола хлестал из поднесённой местными бутылки, задрав её донышком к солнцу.
Я подошёл ко второму зрителю и спросил напрямик:
– Чё, был гол, или нет?
Рабочий молча хмуро кивнул.
Я порадовался, что хоть и немая, но есть, таки, правда на свете.
Судья назначил свободный от ворот местных.
Матч за первенство в чемпионате на кубок профкома Юго-Западной железной дороги закончился вничью, со счётом 0:0.
Жомнир предупредил, что он, как руководитель практики, не может поставить мне больше тройки за хроническое ненаписание планов-конспектов к урокам.
А я не мог себя заставить даже списать эти планы у Игорька; у меня физически не получается рассаживать кукол вдоль крышки пианино.
Я сказал, что пусть он не переживает и ставит что хочет.
Мне это действительно было абсолютно… без разницы.
Когда рядом с факультетским расписанием на третьем этаже Старого корпуса вывесили результаты практики четвёртого курса, моя тройка оказалась единственной.
Жомнир всполошился, стал доказывать деканше, что это неправильно и он не знал что я всего один такой.
Она неприступно ответила, что думать надо до заседания кафедры.
Деканша косила под Алису Фрейндлих из «Служебного романа», просто ей Мягков не подвернулся, вот и зациклилась на неприступном официозе, поскольку была в разводе из-за половой несовместимости, а девушки англофака не выдают непроверенную инфу.