… а, так вот и текём тут себе, да …
Шрифт:
Звонок.
ЧП.
В СМП-615 забастовка и сидячая демонстрация.
Сколько человек?
Один.
Где конкретно?
На крыльце административно-бытового корпуса.
– Ничего не предпринимайте до приезда сотрудников.
Да, я сидел на широком бетонном двуступенчатом крыльце двухэтажного административно-бытового корпуса.
Да, это была забастовка, потому что в десять утра, вместо того чтобы звенеть кельмой и мантулить кирпич на кирпич, я переоделся в вагончике На Семи Ветрах и заявился на базу.
Да,
Шёл классически летний день, в синем небе над производственным корпусом неподвижно висел громадный клуб одиночного плотно-белого облака. По высокой железнодорожной насыпи позади растворного узла с торопливым перестуком пролетали скорые поезда, увесисто погромыхивали составы товарняков.
Шёл трудовой день и только я ничего не делал, а парился в этой рубашке из голубого ацетатного шёлка – он такая же хрень, как и нейлон, просто чуть мягче.
Я сидел сбоку от входа, чтобы не загораживать дорогу изредка проходящим работникам СМП-615.
Двум слесарям, мужьям Лиды и Виты из нашей бригады, когда те спросили, чё это я тут, а не на работе, я без объяснений указал на доску трудовых показателей за месяц с покрытием из коричневого линолеума, поставленную на том же крыльце, но с другой стороны от входа.
А главный механик и сам догадался прочитать.
Вообще-то, эта доска пожизненно висела в вестибюле, рядом с окошечком кассы, храня девственную чистоту своего линолеума, хотя на её рамочке сверху лежал кусок мела.
Сегодня пробил её звёздный час и вот она тут – покрытая напыщенным почерком, по которому без всякой графологии можно распознать графомана:
Наш профсоюзный босс – лгун! Слаушевского – к ногтю!
Я знаю, что случись такое где-нибудь в Англии, возле этой доски уже сфотографировались бы молодые представители от обеих фракций партии лейбористов, а репортёры всё той же «Morning Star» уже брали бы у меня интервью – за что такая нетерпимость к профсоюзному лидеру?
До сегодняшнего утра я тоже питал к нему только симпатии.
У бригадира плотников, Анатолия Слаушевского, приятная внешность под стрижкой молочно-седых волос. В Голливуде он запросто сделал бы карьеру снимаясь в роли благородного шерифа в различных вестернах.
Но и у нас благородный вид в цене и Слаушевского год за годом избирают в председатели профкома СМП-615. Эта должность, считай что, не оплачивается, так что он тоже живёт на одну зарплату.
Как и все.
И он думал, что я его пойму, как все, когда он мне сегодня утром на объекте сообщил:
– Не будет дела.
– Как не будет?
– А вот так – не будет дела.
Разве мог он предположить, что его за это белым по коричневому обзовут
Симпатии – вещь недолговечная. Месяц назад я его обнять был готов, когда он мне сказал про путёвку в пионерлагерь «Артек».
Конечно – хочу! Всё своё пионерское детство я мечтал побывать в солнечном «Артеке» на побережье Крыма. Теперь, понятное дело, по возрасту я уже не вписываюсь, но Леночка будет рада поехать на Чёрное море.
На самом деле, Леночка немного испугалась и начала спрашивать бабушку, но та сказала, что «Артек» – это очень хорошо. И Леночка уже прошла всех врачей медицинской комиссии из детской поликлиники, и даже выбрала какой возьмёт с собою чемодан с вещами для «Артека».
– Не будет дела.
Месяц назад Слаушевский ещё не знал, что кто-то ещё догадается, что «Артек» – это хорошо, потому-то и предложил путёвку мне, за счёт профсоюза.
И не важно, что догадливый из другой организации, и не важно кто из начальства СМП-615 похвастал тому другому про эту путёвку; в любом случае, тамошняя его должность повыше, чем у каменщика.
– Не будет дела.
Если живёшь на одну зарплату – должен быть понятливым.
Как все.
Пришмыгни носом, почеши в затылке, выматерись, наконец, и иди паши дальше.
Зачем на Слаушевского бочку катить? Он тоже – как все.
Мне известно, как всё это обернулось бы в Англии, но я не знаю что будет дальше здесь. Поэтому у меня роль созерцателя в ацетатных шелках – придётся расстегнуть пару пуговиц, а то слишком жарко.
Из-за бело-кирпичного угла административно-бытового корпуса по дорожному покрытию из мягчайше мельчайшей пыли медленно въехала белая «волга», сделала круг разворота и остановилась возле крыльца – носом туда, откуда приехала.
Водитель вышел, оставив на заднем сиденьи двух пассажиров, взошёл на крыльцо, ознакомился с двумя строками на линолеумной доске месячных трудовых показателей и, не взглянув на меня, прошёл внутрь.
Он быстро вернулся, сел в машину; а те двое здоровяков вышли из неё и подошли ко мне.
– Пойдём.
– Куда?
– Там узнаешь.
Неудобно разговаривать задирая голову в обе стороны. Я встал и положил руку на спинку стула:
– Ну, хоть стул отнесу.
– Без тебя уберут.
И каждый из них уже ухватил двумя руками мой бицепс – кому за какой ближе.
Аккуратно и медленно, они повели меня к «волге».
Вдалеке, в тени распахнутого входа в производственный корпус – наблюдающая группа из двух слесарей и одного сварщика.
Картина Репина «Арест пропагандиста».
Архангел слева, видя моё непротивленство, ослабил хватку; он уже, типа, просто гуляет держа меня под руку.
Я кричу водителю:
– Этот левый сачкует!