… а, так вот и текём тут себе, да …
Шрифт:
Мне показалось, что и ей в охотку было придти сюда на детский дневной сеанс.
Так я узнал дорогу к Клубу, в котором кроме всего прочего находилась заводская Библиотека – два огромных зала: в первом столы с подшивками газет и высокие шкафы с остеклёнными дверцами, где виднелись знакомые ряды работ Ленина и Маркса и прочие многотомники, а во втором нормальные полки и книги для чтения.
Конечно, я туда сразу же записался, потому что в школьной библиотеке, в том небольшом здании напротив
Первого мая школа пошла на демонстрацию.
Сперва по булыжной Богдана Хмельницкого до Базара, откуда уже асфальт Профессийной доходит до Путепровода, а от Переезда – в Город, по проспекту Мира – под мостом высокой железнодорожной насыпи, мимо пятиэтажек Зеленчака, до площади Мира, где, напротив фонтана и кинотеатра Мир, устанавливалась красная трибуна, перед которой весь город проходил демонстрацией, если не считать жильцов пятиэтажек вокруг площади – они смотрели демонстрацию со своих балконов.
Я им чуть-чуть завидовал, но вскоре перестал.
По пути до площади школьной колонне не раз приходилось останавливаться в долгом ожидании, пропуская предыдущие по нумерации школы; зато нас пропускали колонны Локомотивного Депо, или Дистанции Пути Юго-Западной Железной Дороги, как было написано выпуклыми буквами на обтянутых малиновым бархатом щитах во главе их; а уже перед самой площадью нам приходилось вдруг переходить на рысь, держа наперевес портретные плакаты, потому что мы чересчур отстали от колонн впереди.
Поскольку нами почти замыкалось прохождение школ (в городе их всего четырнадцать), то когда мы проходили мимо красной трибуны, репродукторы над ней уже кричали: «на площадь вступает колонна конотопского железнодорожного техникума! Ура, товарищи!» и приходилось уракать не себе.
За площадью, миновав вход в Центральный парк, дорога круто сворачивает вправо, к заводу «Красный Металлист», но мы туда не спускались, а в ближайшем переулке складывали портреты членов Политбюро ЦК КПСС и красные транспаранты в грузовик, который отвозил их обратно в школу до следующих демонстраций.
Мы тоже шли обратно, в обход площади, потому что проходы между домами выходящими на неё были загорожены автобусами – плотно, лоб в лоб – а позади них по пустой площади прохаживались милиционеры.
Но, всё-таки, это был праздник, потому что на демонстрацию мама давала нам по пятьдесят копеек на мороженое, и ещё оставалась сдача, потому что Сливочное стоило 13, а Пломбир – 18 копеек.
Когда я вернулся домой, то по Нежинской ещё шли школьники в белых рубашках и красных пионерских галстуках, возвращаясь с демонстрации на Посёлок.
И тут я совершил, должно быть, первый подлый поступок в своей жизни – вышел за калитку и выстрелил в спину какому-то мальчику из шпоночного пистолета.
Он
Летом родители купили козу на Базаре, потому что когда папа получил свою первую зарплату на заводе и принёс отдавать маме 74 рубля, она растерянно спросила:
– Как? Это всё?
Белая коза понадобилась, чтоб стало легче жить, но на самом деле она только усложняла жизнь, потому что мне приходилось водить её на верёвке в улицу Кузнечную, или Литейную, чтоб щипала там траву под заборами.
От её молока я отказывался, хоть мама уговаривала, что козье очень полезно.
Вскоре её зарезали и нажарили котлет, но их я и попробовать отказался.
Иногда в обеденный перерыв к нам с завода приходил сын бабы Кати – дядя Вадик в рабочей спецовке.
Он уговаривал бабу Катю дать ему самогонку, потому что хлопцы ждут, а она отнекивалась.
У дяди Вадика были блестящие чёрные волосы и кожа оливкового оттенка, как у юного Артура в романе «Овод», и чёрные усы щёточкой.
На правой руке у него не хватало среднего пальца – отрезало в самом начале трудовой деятельности.
– Смотрю, а палец мой на станке лежит, и у меня слёзы – кап-кап…– рассказывал он.
Врачи хорошо зашили культю, получилась гладкая и без шрамов, так что когда он показывал дулю, то та у него выходила двуствольной.
Очень смешно, и ни у кого так не получится.
Жил он в районе Автовокзала в хате своей жены Любы и тёщи и за это считался «примаком». У примака нелёгкая судьба – приходится быть ниже травы, тише воды, тёщу называть «мамой» и ноги мыть курям, которых тёща держит во дворе.
Мы все любили дядю Вадю – он такой смешной и добрый, всегда улыбается и говорит:
– Ну, как вы, детки золотые?
А у его сына разноцветные глаза – один синий, а другой зелёный.
В возрасте десяти лет, когда за стенкой в хате Пилюты был немецкий штаб, Вадик Вакимов залез на забор и хотел обрезать телефонный кабель их связи.
Немцы на него наорали, но не стали расстреливать на месте.
Когда я спросил зачем он решился на такое, дядя Вадя ответил, что уже не помнит.
Но вряд ли его потянуло совершить подвиг, скорее всего захотелось разноцветных проводков из телефонного кабеля.
По пути в Нежинский Магазин, меня обогнали двое ребят на одном велосипеде.
Тот, что сидел сзади на багажнике соскочил на землю и отвесил мне крепкую пощёчину.
Конечно, это было беспредельное оскорбление чести и он на полголовы ниже меня, но я побоялся драться – мало того, что не умею, так ещё и второй, который тоже слез с велосипеда был явно старше меня.