?A?THRA (Крымский детектив). Часть I
Шрифт:
– Только представь: блинчики с маслом, блинчики с мясом, блинчики с икрой…
В помещении было чисто и ухожено. Пастельно-голубые стены оттеняли фотографии круизных лайнеров начала XX века, с карнизов тяжелым волнами свисали кремовые занавески. Деревянные стулья, старинные шкафы с псевдоантиквариатом… у двери – доска объявлений. Они хлопали на сквозняке, будто маленькие ладошки: экскурсии и отели, такси и прогулочные катера, пропавшие без вести люди и щенки.
– … блинчики с зеленью. Блинчики с грибами, блинчики с шпинатом… – Желудок
– Галактионова, мать твою! Сядь уже.
Аня сделала вид, что закрывает рот на замок, и оглядела кафе. Ее внимание привлёк столик между стеной и окном: ближний к выходу стул задвинули, дальний – стоял едва ли не в проходе. На стене блестели бежевые потёки. Эта неправильность притягивала, раззадоривала, и Аня села на ближний к выходу стул, закинув ногу на ногу.
Рыжий швырнул куртку на вешалку, упал на место у стены и тут же вскочил, закружился, словно пёс, который ловил свой хвост. На пятой точке Герасимова-младшего стремительно темнело пятно.
– Какого?..
– Седушки кусаются? – поинтересовалась Аня.
Рыжий наклонился и понюхал стул. Ласточками полетели салфетки.
– Кофе!
– Все субъективно. Представь, что его нет.
– Опять за свое? – пропыхтел Рыжий, вытирая след чьего-то ботинка на батарее.
Аня с дребезгом положила сцепленные руки на стол, щелкнула средним пальцем по мятой бумажке, оставленной прошлыми посетителями. Та проехала пару сантиметров и ударилась в заляпанную рекламодержалку. Аня задумалась, как называется эта стойка на самом деле – должна же вещь, которая встречается в любом кафе, продаваться в магазине, учитываться в бухгалтерии и плане закупок.
Вертикальное меню?
Рекламный щиток?.. щиточек?..
– Напоминаю: я зарегистрировалась на «Пороге».
– Слышать об этом не хочу! – Рыжий замолчал, было, но потом не выдержал: – Господи! Как можно быть!.. Такой!.. Тупой!..
– Максимум, что мне можно дать, это выброс отходов в неположенном месте. Сколько там… Две тысячи? Могу скинуть на Сбер-онлайн.
Рыжий приостановил уборку и вытянул в ее сторону длинный, как гарпун, указательный палец.
– Больше ни слова о службе. Мы обедаем. Иначе я за себя не ручаюсь.
Аня изобразила, что закрывает рот на замок и глотает ключ. Тут к столу подошла официантка. Некрасивая, усталая, без макияжа. По виду ей казалось лет шестьдесят, по факту она училась в школе Ани, класса на два младше. Даша… не то Парамонова, не то Сафронова. Вежливость у нее была усталая, с примесью недокуренной в перерыве сигареты.
С вежливой, будто приклеенной улыбкой Даша успокоила Рыжего, заменила грязный стул на чистый и вытерла следы со стены – лениво и не до конца.
– Ох, вы не хотите пересесть? – зевая, спросила она и показала на алую лужицу под сапогом Ани.
– Не хотим, – ответил Рыжий, пока Аня передвигала стул от лужицы. – Аннушка наказана. Мне «бизнес».
– Аннушке,
– Галактионова!..
– Александра здесь работала.
– А я обедаю!
Взгляд Рыжего сделался угрожающим, и Аня обреченно застонала. Официантка покачала головой, словно мама, уставшая от проказней детей, и ушла на кухню.
По кафе растеклось ледяное молчание.
– Могу сказать одно, кому-то здесь не обломилось, – прервал тишину Рыжий.
– И чему-то.
Аня взглядом показала на стену, и Рыжий, будто послушная овчарка, понюхал потеки.
– Кофе.
– Он тут, видимо, только что не летал.
В ожидании заказа Аня развернула мятую бумажку, которую Даша так и не убрала со стола, – в билет на Юрия Лозу. На белом фоне пылали губы из ярко-красной помады.
– Говорят же, не злите девушку во время еды. – Аня продемонстрировала билет Рыжему. Тот взял его, вытянул подальше, сощурился подслеповато. Надел очки и быстро снял, точно до сих пор стеснялся их носить на людях.
– С Лозой? Скорее уж, пенсионерку.
– Я не то что бы очень настаиваю, но ты меня собираешься расцеплять? – Аня подняла руки и позвенела наручниками.
– Я – думаю, – Рыжий постучал пальцем по своему виску. – И тебе бы это тоже не помешало, прежде чем…
Аня решила не слушать и не отвечать.
Они помолчали, вернулась Даша. Загремели ложки-вилки, запелёнатые в салфетки; стаканы, тарелки, блюдца. Рыжий тоскливым взглядом проследил за чашкой кофе Ани: весь путь от подноса до стола, от стола до губ.
– Мм, – довольно замычала Аня, когда распробовала кремовую пенку с кусочками арахиса.
Рыжий скривился и долго, механически пил апельсиновую бурду. Временами хмурился, временами взмахивал руками, будто мысленно спорил с собой.
Аня поглядывала на него, отщипывала черепички шоколада с пирожного и думала, что Рыжий являет собой яркий пример необратимого роста энтропии. Ему исполнилось уже тридцать пять, и год от года Герасимов-младший разъезжался в стороны. Округлялся. Ка-ба-нел. Сидячая следячая работа помогала мало, как, впрочем, и переизбыток желчи в поведении, и единственный на свете друг Ани медленно подыхал. И это волновало ее куда меньше, чем следовало бы.
Потому что ее отец – убийца?
Живот стянуло холодком.
– Она неуверенна в себе, – выдал Рыжий и стукнул пустым стаканом о столешницу.
Аня покачала пальцем.
– А-а. Домыслы. Ты не можешь определить это по билету.
– Да что ты мне пальцем водишь?! «Домыслы»! Домыслы – это буянить в океанариуме, в тупейшей надежде, что это приблизит к преступнику. Домыслы – это селить у себя девку с неустойчивой психикой. Домыслы…
Рыжий замялся и заглох. Аня подождала продолжения, затем двумя руками подняла чашку и глотнула кофе. Горячая жидкость ошпарила язык, пробежала по пищеводу и согрела желудок. Во рту остался легкий ореховый вкус.