А у нас на Венере. Фантастическая повесть

Червяков Александр

– Не будут. И планшеты мы вам сейчас вернём.

Тут Сенька вдруг говорит:

– Ну хорошо, вниз Вы нас не берёте… Тогда можно хотя бы служебную ленту новостей нам открыть? Ну пожалуйста…

Архидемон недовольно вздыхает и поворачивается к терминалу.

– Серверная-два, дайте Трифонова. В общем так, планшеты младшим Романову и Дымкову я вернул. Простил? Нет, не простил. Заслужили. Короче, откройте им доступ на служебную ленту новостей, иначе они снова куда-нибудь полезут и чего-нибудь натворят. Знаю, что не по инструкции. Запиши в

журнал – по особому распоряжению руководства.

Мы с Сенькой сидим в нашей каюте, прямо на полу. Держим планшеты, и смотрим. Лента обновляется примерно каждые 15 минут, и эти каждые 15 минут тянутся невыносимо долго.

= Сканирование сонаром подтверждает: челнок движется к поверхности =

Иногда мы отрываемся от планшетов, пьём чай, едим, пытаемся разговаривать. Но всё равно все наши мысли там, далеко, на северном полюсе. На равнине Снегурочки, возле оскалившегося страшной черной пастью купола.

= Сканирование сонаром: челнок находится в 40 метрах от поверхности =

Я стягиваю комбез, ложусь в койку под одеяло и пытаюсь заснуть. У меня это не получается очень долго. Наконец, я засыпаю. Во сне мне снится земной снег, которого я никогда не видел, потом лысый Трифонов в турболифте, а потом почему-то школьный аквариум, в котором плавает рыба, на которой написано «путассу натуральная в масле».

= Визуальный контакт. Челнок на уровне 0, до выхода из пещеры меньше 10 метров =

Мы снова сидим на полу, каждый с планшетом на коленках. Коленки у меня почему-то дрожат. Очередные 15 минут ожидания.

= Стыковка со спасательным аппаратом произведена успешно. Готовьте госпитальную. Живы все. Стартуем немедленно =

Я не могу себя сдержать. Я то ли пою, то ли ору. Меня, наверное, слышно на другом конце станции. Я прыгаю по всей каюте так, как будто хочу пробить головой потолок. Я взмахиваю руками широко-широко. Потом я набрасываюсь на радостно вопящего Сеньку, мы вместе валимся вниз и начинаем кататься, сцепившись, по полу. Почти как в той, давно забытой, школьной драке. И тут я понимаю, что на свете нет никого счастливее меня.

Мы с Сенькой стоим в коридоре госпитального отсека и ждём. Вообще мы ждём уже целую вечность: третьи сутки, если быть точным. Но я знаю, что осталось уже совсем недолго. Сегодня мама позвонила, и сказала, что сейчас за нами придут. Пришел тот самый охранник, который тащил нас тогда в кабинет Главного, а потом караулил, когда мы сидели в каюте. Вместе мы отправились на центральную площадку, потом долго ехали в турболифте, потом прошли в госпитальный отсек. Охранник оставил нас возле двери и велел ждать.

Наконец, дверь открывается. Появляется медсестра и зовёт нас внутрь. Я прохожу в каюту, вижу маму, а рядом, в койке – отца. У него забинтованы грудь и правая рука, но он смотрит на меня

и улыбается. Я хочу закричать от радости, но потом вспоминаю, что вообще-то нельзя. Особенно в больнице. И что десять лет – это уже тот возраст, когда мужчина в присутствии женщин должен вести себя солидно. Я просто молча крепко-крепко обнимаю папу. Неожиданно меня хватает мама и тоже начинает обнимать. И плачет. Я терплю, потом говорю немного обиженно:

– Мам, ну ты чего? Ну хватит… Ты не меня обнимай, ты папку обнимай, это ж не меня с поверхности достали!

Сперва мама молчит и только плачет. А потом говорит:

– Дурачок…

Слышно, как отец смеётся. Наконец, мама меня отпускает, я снова подхожу к папке и беру его за руку. Он долго и весело-весело смотрит мне в глаза.

– Ну что, как дела, Романовы?

Из соседней комнаты заходит Анатолий Сергеевич – бодрый, но бледный, прихрамывает, рука на перевязи. В другую его руку, как клещ, вцепился Сенька, даже костяшки побелели. Не оторвать. И щекой к отцу прижимается. Наконец, замечает мою маму, тут же смущается, руку отпускает. Но потом хватает снова. Стоит, молчит, будто подбирает слова. Наконец, неловко так выдаёт:

– Иван Андрианович, здравствуйте. А мы тут… Мы тут с Ромой нечаянно всех его «драконов» расплавили… Вы же ему ещё привезёте оттуда, снизу?

Отец закашлялся, а потом Сенькиному папе подмигивает:

– Сергеич, слушай, ты как насчёт снова смотаться вниз на поверхность? Видишь, тут у детей по лавовым драконам вышла недостача!

Анатолий Сергеевич широко улыбается:

– Не успели вернуться на станцию, а тебя снова шлют в пекло! И кто? Собственный отпрыск! Дожили…

А отец смотрит на Сеньку прямо и говорит:

– Знаешь, Сеня… Ты нам с папой дай, пожалуйста, немножко передохнуть, а там, глядишь, мы с ним и действительно снова рванём вниз. За драконами. Договорились? Черти бездны не боятся!

– А ангелы? – хитро так спрашивает Сенька.

Отец видно, как в шутку что-то хочет сказать, но вдруг нахмуривает брови, задумывается. А потом говорит всерьёз:

– Прости, малыш. Забыл. И ангелы – тоже!

Станционный смотритель

Сидим мы с Сенькой дома в каюте, делом заняты. Придумали мы из конструктора большую модель нашей станции собрать. С планшета Сенькиного чертежи скачали, фотографии. Сенька говорит:

– И всё-таки какая ваша станция громадная! Интересно, нам деталей от конструктора хватит на такую здоровую? А если нет?

– Ничего, – отвечаю. – Если вдруг не хватит, то у Васька спросим, у него точно такой же конструктор дома есть. Он даст, если я попрошу, он не жадный. Только вот из конструктора модель – она же как пустая внутри получается. Без обшивки совсем не то.

– А мы, – Сенька тогда говорит, – из конструктора как бы каркас соберём, а снаружи его плёнкой оклеим, и вообще получится станция как настоящая!