А у нас на Венере. Фантастическая повесть
Шрифт:
Снова взял в руки недоклеенную модель, повертел в руках, положил в коробку. Крепкие наши челноки, земным самолётам не чета. А вот рухнул такой челнок в чёрную оскаленную пропасть – и уже неважно, крепкий он или не очень. Трое суток назад рухнул. А внутри челнока люди, и главное отец там с ними. А мама бедная ещё даже ничего не знает. Только вечером ей, наверное, Главный скажет. Не захотел он, видите ли, чтобы я ей сам всё рассказал! Как будто сам он сможет ей рассказать что-то другое…
Вспоминаю тот старый случай на добкомбайне, и друга своего Ильюшку. Отец тогда как снизу вернулся, мама
Слышу Сенькин голос. Или просто кажется мне?
– «Мёртвая органика, захороненная под слоями горных пород, на Земле образует залежи каменного угля, нефти и природного газа. Однако миллиарды лет назад на Венере, в условиях повышенной вулканической активности и высокой температуры, газ, выделяющийся при разложении органического вещества, мог образовывать в вязкой горячей лаве пузыри, медленно поднимающиеся к поверхности…».
Точно, Сенькин это голос. Задумчивый, как будто задачку решает. Как будто ничего страшного не произошло, а Анатолий Сергеевич через 10 минут придёт домой и сядет чай пить.
– Пузыри, медленно поднимающиеся к поверхности… Пузыри… Северный купол…
Тут я не выдерживаю, вскакиваю и набрасываюсь на Сеньку. Я срываюсь на крик:
– Да какая мне разница, что там за пузыри?! Что там за купол?! Что там происходило миллиарды или миллионы лет назад?! Что ты всё лезешь и лезешь со своей тупой ботаникой? Нам… Мне… Делать надо что-то! Мне папку надо из этой уродской дыры вытаскивать! А ты…
Сенька грустно смотрит на меня, молчит, почему-то даже не обижается. Вдруг я понимаю, что он сам чуть не плачет, но держится. Тихо так отвечает.
– Ром. Ты же сам всё слышал, ну, у Архидемона в кабинете… Там взрослые которые сутки уже пытаются разобраться, и ничего у них не получается… А может, потому ничего и не получается, что все только бегают и орут «как вытаскивать, как вытаскивать», но никто не хочет понять, что же там произошло?
Задумывается. Тяжело вздыхает.
– Я не «лезу», Ром. И, между прочим, там не только твой папа. Мой тоже.
Я молчу. Что-то в Сеньке есть такое, что когда он всерьёз говорит, ему веришь. Успокаиваюсь. Смахиваю слёзы. В конце концов, что-то делать намного легче, чем просто валяться на койке и реветь.
– Если что-то придумал, тогда говори. Я в твоей науке всё равно плохо разбираюсь. Командуй.
С минуту молчит.
– Для начала надо посмотреть, что происходит, когда органику заливает лавой. Если бы я был сейчас на той половине, ну, в исследовательском отделе, я бы просто пошел в лабораторию и сделал всё за пятнадцать минут…
– А что именно тебе нужно?
Он задумчиво глядит в сторону, потом снова открывает отцовские записки. Перелистывает страничку, другую…
– Во-первых, нужны образцы венерианской лавы.
Я иду к себе в комнату, лезу в стол. Вынимаю из коробки и приношу своих
Во время работы на поверхности лавовые брызги – обычное дело. Чаще всего лава затвердевает просто шариками, мелкими или покрупнее. Но иногда «плевки» раскаленной лавы попадают под струю охладителя и на лету мгновенно застывают, образуя удивительные и причудливые каменные скульптурки – разноцветные, с толстыми и тонкими тёмными прожилками. Мы такие «лавовыми драконами» называем. Крупный «дракон» – большая редкость, а коллекции, как у меня, в школе больше точно ни у кого нет. А может, и на всей станции.
– Такие образцы пойдут?
Сенька смотрит на меня внимательно.
– Рома, но их же придётся расплавить…
– Значит, расплавим. Когда мы папку оттуда вытащим, он мне снизу ещё принесёт.
Я говорю «когда», я не говорю «если». Давай, Сенька, я в тебя верю.
– Ещё нужны два тигля, горелка с высокой температурой и кусочек органической ткани.
– А «тигли» твои – это что вообще за штука?
– Ну «тигель» – это такая как бы ёмкость маленькая… Из огнеупорного материала. Как горшочек, только в нём плавят металл или что-то другое.
Сижу, думаю. Потом встаю и лезу в холодильник.
– Рома, ты чего? Мы вроде сегодня ели…
Ничего не отвечаю, вытаскиваю из холодильника две банки с консервами. «Путассу натуральная в масле». Вскрываю, рыбу выкладываю на тарелку, банки ополаскиваю.
– Вот тебе, – говорю – твои тигли, а вот – насаживаю на вилку кусок рыбы – органическая ткань.
Дальше лезу в отцовский ящик с инструментами. Пассатижи, ключи, гайковёрты, энергорезак, ага, а вот и то, что нужно…
Кладу перед товарищем портативную газовую горелку с баллончиком.
Сенька смотрит на меня, как на волшебника, который только что сотворил из воздуха сундук с сокровищами.
– Чего рот раскрыл? – спрашиваю. – Действуй давай, светило науки.
– Банку есть чем держать, пока я греть буду? – спрашивает. Несу большие пассатижи.
Сенька в банку «драконов» всех уложил, берёт горелку в руки.
– Рома, я такой штукой пользоваться не умею… Может я подержу, а ты расплавишь?
Да не вопрос. Другую банку мы на плиту поставили, кусочек рыбы положили внутрь. Сенька банку с драконами держит пассатижами, я пустил газ, поджёг, начал греть. Секунд через тридцать гляжу, плавиться мои «драконы» начали, теряют форму, гнутся, крутятся, потом медленно стекают на дно. Горелку не отворачиваю, смотрю, а самому как жалко… Такая была коллекция, эх… Но всё равно. Ну и пускай. Всё, нету коллекции – только в банке лава полужидкая, тёмно-тёмно красная. Рукам и лицу сильно горячо.
– Хорош, – Сенька командует, – выливаю…
И аккуратно так выливает лаву прямо на рыбу во вторую банку. Там как всё задымится, как зашипит! И вонь… Я чуть не забыл горелку выключить. Потом гляжу – вроде как шипеть перестало, только пузыри со дна пошли – бульк один, бульк другой, третий… Тут лава раз, и застывает. Сенька шепчет:
– Смотри!
Я гляжу – а на застывшей лаве-то и впрямь купола! Вот один, вот второй. До жути похожи на те, которые на фотографиях с равнины Снегурочки, только маленькие. Значит, Анатолий Сергеевич прав был.
Английский язык с У. С. Моэмом. Театр
Научно-образовательная:
языкознание
рейтинг книги
