А у нас на Венере. Фантастическая повесть

Червяков Александр

Он как-то странно приплясывает на месте. Тут я понимаю, что ему ужасно хочется скакать и прыгать от счастья, только вот в ангаре и так-то тесновато, а уж при его габаритах… Не выдерживаю, фыркаю и начинаю смеяться. А потом снова прошу:

– Ну прости, пап…

И кто-то из шахтёров говорит:

– Сдавайся, бригадир, не лютуй. Сам видишь, случай особый получается.

Папа гладит меня по волосам:

– Ладно. Проехали, сын. Всё хорошо. Главное теперь – вернуться домой. Знаешь, как нам обоим влетит от мамы?

А Сенька тоже отца обнял и сказал:

– Пап, ты прости меня пожалуйста. Я не думал, что там, на поверхности, так страшно. Мы только потому что вместе с Ромкой

были… сумели справиться…

Анатолий Сергеевич отвечает:

– Так и быть, Арсений, я тебя прощу. Но за это ты подробно объяснишь мне, как вы вдвоём сумели наладить управление экзоскафом! Ведь это же в голове не укладывается…

Отец в кабине пилотов, слышно, говорит со станцией.

– Романов на связи. Всё в порядке, грузим образцы, снимаемся и возвращаемся домой. Лава поднялась и залила стену, больше оттуда мы ничего не наковыряем. Что-нибудь нашли? Нашли, не сомневайтесь. Профессор Шнайдер чуть потолок челнока головой не пробил от радости. Так что передайте ангелам в исследовательском отделе – с них как минимум оркестр и красная ковровая дорожка. Да, и ещё. У вас там на станции случайно дети не пропадали? Двое мальчишек? А, главный распорядился нам сюда не сообщать? Чтобы мы не волновались? В общем, передайте ему спасибо за заботу, а ещё отбой воздушной тревоги. Сеня и Рома тут, на поверхности. Как пробрались? Долгая история, после расскажу… Всё, до связи!

Я ужасно хочу есть. И пить тоже. Нам дают по стакану газировки, галеты и брикет мармелада. Потом усаживают бок о бок в кресло в салоне, отец туго-натуго затягивает ремни:

– До самой станции сидеть спокойно, чижики, не отстёгиваться, громко не болтать, никому не мешать! Все всё поняли?

Я киваю головой, и Сенька тоже. Только вместо того, чтобы болтать и мешать кому-то, мы оба, как по команде, засыпаем.

Просыпаюсь. Слышны шаги, тяжелый стук металла о металл. Идёт погрузка. В проходе между креслами разговаривают Анатолий Сергеевич и папа.

– Ну что? Как я понимаю, вы нашли то, что искали. Тайна равнины Снегурочки раскрыта. Теперь на Землю, пожинать лавры и раздавать интервью? – это отец.

– Да Вы что? Это же только самое начало. В экзоскафах же запись ведётся постоянно?

– Само собой.

– Тогда мы точно сможем локализовать тот пласт, где мальчишки нашли отпечаток. Наверняка там есть ещё, а может и не один!

– Там лава поднялась, не доберёшься уже…

– Пробьём ещё один канал и снова сбросим уровень озера…

– А если не сбросим, в лавовое озеро с аквалангом будете нырять? И кстати, я не понял, Вы что, на Землю возвращаться не собираетесь?

Тут Анатолий Сергеевич папе на «ты» отвечает:

– Собираюсь, Ваня. Но теперь не завтра. И не послезавтра. Поживём с Сенькой полгодика у вас, на Венере – как думаешь, Главный не будет возражать?

– Какое там «будет возражать»! Обнимет, поцелует и пятизвёздочный люкс с ванной выделит…

Вот это новости! Сенька с отцом остаются у нас на станции! Хочу скакать и прыгать от радости, как профессор Шнайдер. Только вот сперва от кресла надо отстегнуться… Говорю шепотом: «Ура!». Пытаюсь дотянуться до замка ремней, но вдруг засыпаю снова, как проваливаюсь… А потом, когда я проснулся ещё раз, челнок сильно болтало и трясло. Я понял, что мы уже летим домой, и опять заснул.

И снова мы вчетвером в кабинете у Архидемона стоим. Я, Сенька, папа и Анатолий Сергеевич. Хоть и не первый раз я тут, а всё равно как-то не очень себя чувствую. Хотя… После того, что мы с Сенькой на поверхности пережили, разве можно бояться какого-то там Архидемона? Ну, отругает, скажет, что мы хулиганы, что мы все инструкции

нарушили и правила, ну и ещё что-нибудь этакое. И ничего страшного не будет. Но тут я слышу:

– Как я понимаю, эти два мальчика друг на друга влияют самым пагубным образом. Если бы разговор шёл об обыкновенных детских шалостях, это было бы ещё полбеды. Но пробраться в челнок и улететь на поверхность – это переходит любые границы! От вашей парочки сплошные проблемы, причём и у меня, и у ваших семей, и вообще у всей станции. Хватит. Я, ребята, вынужден поставить вопрос о том, чтобы первым же кораблём отправить Сеню на Землю.

Не может быть! Я растерянно говорю:

– Как же так, Виталий Борисович? Я же знаю, я слышал… Анатолий Сергеевич же у нас на станции оставаться хочет! Как же тогда Сеньку на Землю? А я?

– С Анатолий Сергеевичем я этот вопрос улажу, можешь не волноваться. Он, кстати говоря, с самого начала не хотел Сеню с собой на Венеру брать. Так что, Арсений, готовься. Через пару дней полетишь домой. Так будет лучше для всех, понятно? А я, наконец, смогу перестать пить валидол килограммами.

Вот так вот. Я только что думал, что ничего страшнее высадки на поверхность быть не может – а оказывается, может, да ещё как! Сенька улетит. И останусь я на станции без самого лучшего в мире друга… Нет, здесь со мной будут и мама, и папа, и в школе ребята – Васёк, Андрюха… Но всё равно – да как же я без Сеньки? И снова буду жить в своей комнате один? И макет станции мы никогда не достроим – и один я его тоже не дострою… Потому что даже если попробую начать, то сразу же вспомню про Сеньку… И тогда начну реветь. Собственно, почему «начну»? Я уже начал. Стою, голову повесил, только слёзы ручьём из глаз. И Сенька рядом тоже плачет. А Архидемон продолжает:

– Что молчим? Сказать нечего? Только шкодить умеем, а после сырость разводить у меня в кабинете?

И тут я говорю сквозь слёзы:

– Виталий Борисович, если Вы Сеньку на Землю отправите, я тогда… Я тогда тоже на корабль проберусь и на Землю отправлюсь… Ну хотите, я самое честное-пречестное слово дам, что больше никогда на поверхность не полечу? Ну, только пока не вырасту… Ведь когда я вырасту – всё равно к папке в бригаду буду проситься…

Главный отвечает:

– В бригаду он захотел! А вот я совсем не уверен, что Иван Андрианович возьмёт тебя к себе в бригаду. Потому что на поверхности главное – это дисциплина. А ты о ней никакого представления не имеешь, и ты, Сеня, между прочим, тоже!

Тогда Сенька сказал:

– Иван Андрианович говорил, что на поверхности не только дисциплина главное. Там ещё взаимовыручка нужна. А у нас с Ромой взаимовыручка такая, что крепче на свете не бывает. Иначе как бы мы экзоскафом смогли управлять? И этот самый отпечаток найти?

Архидемон даже по столу кулаком стукнул:

– А вот не надо мне тут!! «Виталий Борисович, наши поздравления! Научная сенсация! Открытие века! Жизнь на Венере!». Все уши мне про это уже прожужжали, хоть ты связь вырубай! В печёнках у меня уже эти ваши открытия!

И замолчал. И тишина в кабинете повисла. А потом Сенька говорит:

– Виталий Борисович, ну пожалуйста… Не надо меня на Землю… Без Ромки…

Архидемон встаёт с кресла и опять начинает ругаться, но, чувствую, уже не так строго. Наконец, он выдыхается. Подходит к автомату в стене, наливает себе воды. Пьёт. Потом говорит:

– Ну хорошо. Раз вы так просите, отсылать Сеню со станции я не буду. Однако надеюсь, вы этот разговор навсегда запомните и сделаете изо всей этой истории правильные выводы. Полагаю, отцы вас за все совершённые подвиги уже хорошенько наказали? Я верно говорю? – и на папу с Анатолий Сергеевичем пристально так посмотрел. Тут папа отвечает: