А у нас на зоне…
Шрифт:
И тогда колхозник разогнулся, с отчаянием бросил оземь гаечный ключ и восхищённо произнёс: «… твою мать! Вот бы мне такую работу!!!»
Слухи на зоне
Если, уважаемый читатель, Вам когда-нибудь доведётся заглянуть в исправительное учреждение (например, в составе общественной комиссии, или попечительского совета), то первый вопрос, который Вам зададут осужденные, будет: «За амнистию ничего не слышно?» О том, что всякий з/к в глубине души надеется на амнистию, писал ещё Солженицын. И, естественно, по этому поводу в среде «спецконтингента» всегда ходят самые разнообразные перетолки.
Но самый причудливый слух я слышал в 1997 году. Вдумайтесь: согласно этому слуху, в честь 850-летия
Или ещё один пример, уже не об амнистии. Один из моих подопечных мотал довольно большой срок за изнасилование, причём за то же самое было и два предыдущих срока. И если верить другим осуждённым, дело обстояло так: жил этот мужичок в какой-то полузаброшенной отдалённой деревне, и на всю деревню была одна-единственная незамужняя баба. И якобы так и повторялось из раза в раз: выйдет этот зек на свободу, напьётся, и в очередной раз насилует эту несчастную бабу.
Чтобы убедиться, так это или не так, я поглядел в спец. части его личное дело. Нет, слухи не подтвердились: женщины каждый раз были разные.
А однажды «тюремный телеграф» принёс весть: недавно освободившийся из отряда Олег Казанцев (сидел за нанесение побоев) снова под следствием, шьют ему теперь убийство, во всём уже сознался, прокурор просит четырнадцать лет, адвокат настаивает на шести. В общем, не позавидуешь.
Но, наконец, приходит этот самый Олег по этапу. И какой же, вы думаете, «привозит» срок? Полтора года! За «хулиганку».
Вот и верь после этого слухам!..
Разное медицинское
Как-то раз заболели сразу оба цензора (женщины, просматривающие все письма, приходящие осуждённым, или отправляемые из зоны), и руководство временно поручило их работу начальникам отрядов. Каждый отрядный выбрал из пачки «свои» письма и либо унёс их с собой, либо, как я, прошёл в методический кабинет отдела воспитательной работы и стал читать письма там.
Зачем-то заглянул в методкабинет начальник санчасти и решил меня подколоть:
– Дмитрий Алексеевич, ай-ай-ай! А разве Вас не учили в школе, что читать чужие письма некрасиво!
– Николай Анатольевич, – в тон ответил я, – а разве не давали Вы в институте клятву свято хранить врачебную тайну? Так почему же вся зона знает, что после длительного свидания с женой ночной повар заболел гонореей?
Николай Анатольевич только крякнул. Крыть ему было нечем…
Как-то раз зам. начальника колонии по БОР (безопасности и оперативной работе) зашёл во двор санчасти во время приёма, и увидел там представителей «отрицаловки» из разных отрядов, о чём-то оживлённо совещавшихся. Дело в том, что зона разгорожена высоченными сплошными заборами на локальные участки, покидать «локалку» своего отряда осужденным без разрешения запрещено. А дела– то решать надо! Вот и додумались представители отрицательных группировок записываться в ведущиеся в каждом отряде журналы учета больных для того, чтобы встретиться в санчасти во время приема.
С тех пор завхоз каждое утро носил журнал на подпись начальнику своего отряда (раньше этого не требовалось), а если у того был выходной, шёл с журналом на вахту и просил первого попавшегося отрядного расписаться Христа ради – «а то моих больных врач не примет». И меры дали результат – совещания «блатных» в санчасти прекратились.
По старому законодательству суд очень часто назначал вдобавок к основному наказанию принудительное
«Раскинулась зона», или
Музыкальная пауза №1
В классическом варианте эта песня – про кочегара, в менее классических – про студента и туриста. Добавляю в народную копилку «арестантский» вариант.
Раскинулась зона широко…Заборы высоки кругом.А срока конец так далёко,Что лучше не думать о нём…«Браток, не могу я ночами уснуть, —сказал арестант корефану. —Так хочется выпить, хотя бы чуть-чуть,Что мочи нет, гадом я стану!Два года назад я на зону попал,И восемь ещё я здесь житель.Сегодня наполню я влагой бокалИ выпью простой растворитель».«Опомнись! – ему говорит старый друг. —Ведь это же просто отрава!А если живым ты останешься вдруг,То будет тебя ждать расправа.Начальник отряда бумагу подаст.Хозяин подпишет решенье.Полмесяца карцера точно он дастЗа это твоё прегрешенье».Но друг не послушал и всё же налилНапиток в железную кружку.В четыре глотка у станка осушилИ рухнул на грязную стружку.К нему подбежала бригада его.В санчасть отнесли бедолагу.Но доктор поделать не смог ничего,О смерти составил бумагу.Напрасно старушка родимого ждёт.Ей скажут – она зарыдает.А сын её нынче ногами вперёдВорота тюрьмы покидает.Жизнь и смерть…
Режим в ИК-9 – строгий, сидят там не по первому разу. У многих осуждённых «потеряны социальные связи», то есть никто из родственников к ним на свиданки не ездит и посылки не шлёт. Многие уже в возрасте, с букетом разнообразных «болячек». Ну и, конечно же, время от времени у кого-нибудь из них случается внезапный приступ, и он умирает. Иногда это происходит в «вольной» больнице, иногда – прямо в колонии.
Бывает это не слишком часто, но и не слишком редко. А в один год заметили такую мистику: 90% случаев внезапных смертей приходится на смену самого добродушного оперативного дежурного Виктора Ивановича. Конечно, был он к этому абсолютно непричастен, просто так «ложились карты». А так как после каждого подобного случая начиналось служебное расследование, то несчастный Виктор уже чуть ли не наизусть изучил форму соответствующего рапорта.
А однажды произошло следующее. Другой оперативный дежурный поехал на свадьбу друга, и попросил Виктора один раз поменяться с ним сменами. Виктор Иванович заступил в ночь с людьми друга жениха, а тот должен был отдежурить вместо Виктора на следующий день с утра.
Конец ознакомительного фрагмента.