А все могло быть по-другому...
Шрифт:
– Сейчас?
– Твои губы так же мимолетно и невинно слегка касаются моей щеки.
«О чем ты? Ах, да, поговорить… Еще секундочку. С тобой так уютно!»
Прищурившись от удовольствия, даю себе еще мгновенье и, вскочив, тяну за руку на кухню.
«Неужели я скажу сейчас? А как… Как мне это сказать? Вот так просто развернуться и огорошить с порога?»
Ты идешь рядом без сопротивления, но тем не мене твоя рука так и находится в моей.
– Что ты хотела сказать, Ники? – Никакого волнения, лихорадящего меня, лишь
– Я… - Надрывный глухой звонок телефона, оставшегося на кухне, раздается еле слышной трелью. Отпустив твою ладонь, я устремляюсь к нему, как к спасательному кругу, позволяющему отдышаться перед прыжком в омут. – Подожди, сейчас отвечу.
– Да?
– Света?! – Мое сердце замирает в тревожном непонятном волнении от звука незнакомого голоса.
– Да… я.
– Простите, а не могли бы вы позвать Лешу к телефону?
Молчу в прострации.
«Откуда ж ты такая вежливая на мою голову сыскалась?»
– Ало, вы меня слышите?
Понимая, что молчание излишне затянулось, кивая головой, произношу: - Да… да, сейчас позову.
– Леш, - Вяло нехотя протягиваю трубку.
– Тебя!
Отхожу на несколько шагов к окну, давая видимость уединения, но жадно прислушиваюсь к каждому твоему слову, сказанному приглушенным тоном.
«Не уйду. Ни за что не уйду».
Зябко ежусь, обхватывая себя за плечи руками.
– …Нет, Оль. Не смогу.
…
– Я же объяснял почему.
Искоса бросаю взгляд назад. Твои щеки слегка покраснели. В глазах зажегся огонек. А уголки губ приподнялись в легком намеке на улыбку.
– Хорошо, уговорила.
…
– Пока.
Я ничего не могу понять из обрывочных фраз разговора. Но тон, нежный и ласково-настойчивый, даже когда ты возражал, о многом говорит.
«Кажется, я зря взяла телефон! Но все это ничего не значит, только дай мне хотя бы малейший намек для надежды».
– Извини, Свет! Ты что-то хотела сказать. – Ты не проявляешь ни грамма беспокойства или неловкости, когда положив трубку, снова обращаешься ко мне.
– Брось, - Отмахиваюсь и, собирая волю в кулак, натягиваю беззаботную заинтересованную улыбку, - Кто это? Колись! А то умру от любопытства. Неужели та самая Ольга, с которой ты после дня рождения расстался?
Комично округлив глаза в притворном ужасе, улыбаешься мне, и на твоих щеках появляются ямочки.
– Не-е-ет! Но ты, по-моему, ее знаешь. – Легкий румянец, появившийся после разговора, сменяется на более яркий цвет, и мне это начинает жутко не нравиться. – С ней я познакомился чуть больше месяца назад.
«Так, так… С НЕЙ! А не С ЭТОЙ!», - сама не понимаю, почему цепляюсь за это слово, хотя ты не делал на нем акцента, и только спустя мгновенье сознаю, что ты сказал «МЕСЯЦ» или вернее «Чуть больше месяца».
«Она что, номинантка на мисс Мира?»
– Ты меня заинтриговал, не помню никаких Оль среди своих знакомых.
– А она не знакомая,
Балкон, усыпанный розами, развороченная клумба у соседнего здания и довольная сияющая рожа миловидной блондинки, кажется, ее действительно звали Оля – все это в мгновение ока проплывает у меня пере глазами.
«Зря ты это сказал, Лешик, так как это воспоминание злит меня до жути».
Набираю побольше воздуха, чтобы причесать тебя как следует за то, что ты проигнорировал тогда меня и заодно на запале высказать все, что копилось так долго в душе, но ты опережаешь меня.
– Прости, Никит. – Берешь мою ладошку в свою, и я снова, как когда-то, удивляюсь, какая она маленькая в твоей руке и тут же злость пропадает без следа. – Я тогда ночью приехал, роз надрал и через балконы тайком пробирался. Не знал, что ты там тоже рядышком отдыхаешь. А утром… - Твои щеки становятся еще алее, - … не стал при Оле к тебе подходить, тем более ты там была вроде как не одна?!
– Знаешь, Леха, твоя гнилая отмазка не катит, - мой палец с настойчивой жестокостью тыкает в грудь. – Простого кивка старой подружке было бы достаточно.
Мягко захватив вторую руку, ты всматриваешься в мое лицо.
– Виноват, сознаю, каюсь. Мир?
И опять я ничего не могу прочесть в твоих серебристо-стальных глазах.
«Черт, как же мне не хватает сейчас их детской простоты и откровенности!»
– Она… - с трудом подбираю слова, - такая… особенная для тебя? – и словно в омут с головой, - Ты ее любишь?
– Х-м.
«И как прикажешь расценивать твое ироничное хмыканье? Как насмешку над моей наивной заикающейся постановкой вопроса или как отношение к ней».
Сверлю тебя взглядом вынуждая ответить.
– В определенном смысле она особенная для меня.
– Поэтому ты дал ей мой телефон? Что, ни на минуту не можете расстаться? Тогда пришел бы с ней.
– Я не давал телефона и не собирался ее сюда приводить. Это мама ей его сказала.
«Вот как значит? Тетя Люба в курсе и одобряет его выбор, и ни одна сплетня не дошла до меня!»
– Так она тебе нравится или нет? – Настаиваю с мазохистским упорством, хотя понимаю, что не может не нравиться. Просто признаться в любви сложно даже себе, а о других и говорить нечего.
– Нравится. Довольна?
Если бы это был вызов, поддевка, а то нет, просто слегка скомканная нерешительная констатация факта. Сердце от удара сжимается в комочек и мне хочется вынуть его, завернуть в тысячи оберток и баюкать, пока оно не перестанет ныть, но это не в моих силах. Единственное, что я могу – это довести начатое до конца, натянув на лицо самую сияющую улыбку.
– Да, я рада… За тебя! – Произношу слегка сиплым голосом от, пережимающих горло, болезненных спазмов, - Ведь, я люблю тебя, Дубина, - хмыкаю, ероша твои волосы.
– Правда, сама не знаю за что.