А я люблю женатого
Шрифт:
– Откуда ты знаешь?
– Просто он тогда вам слишком настойчиво названивал. Обычные знакомые не бывают такими… настырными.
– Да. Я люблю женатого. Его зовут Олег. И он ничего не изменит в своей жизни. И я это знаю. Но мне все равно так хорошо, что он есть.
Ника встала и склонилась над Ларисой:
– Но ведь вы – воровка!
Лариса не поверила своим ушам.
– Что?
– То, что слышали! Вы воровка. Вы просто воруете чужое счастье. Свое не нажили, а вот так, как эти пацаны, заняли чужой домик, качаются в чужом кресле-качалке,
– Не надо, пожалуйста. В жизни все сложнее, чем ты думаешь, – попыталась возразить Лариса. Она не понимала, почему оправдывается перед этой девчонкой.
Но Ника не сдавалась:
– Сложно? Просто некоторые за этой сложностью прячут свои комплексы. Вы не умеете жить. Денег у вас не водится, хотя картины рисовать вы умеете здорово. Свободных мужиков вам поймать не удается, вот вы и шарите по чужим гнездам. И сами знаете, кто вы такая, раз строите свое счастье на чужом горе и чужих слезах…
Накричавшись, Ника обернулась и увидела, что Лариса плачет.
– Плачьте, плачьте, правда – она глаза колет!
– За что ты меня ненавидишь? – всхлипнула Лариса.
Ника внимательно посмотрела на нее – неужели и теперь не догадается?
– Если бы ненавидела, ничего этого не сказала. Ну вот, съездили на дачу… Отдохнули…
Она встала, натянула пальто, взяла рюкзачок:
– Я поеду. Есть еще ночная электричка.
Лариса преградила ей путь:
– Нет, я не разрешаю тебе! Никуда ты не уедешь! Потому… потому что ты права, во всем права. И я прощаю тебе твою дерзость. И то, что ты лезешь в мою жизнь, тоже прощаю. В конце концов, я сама пустила тебя…
Ника перебила ее:
– Это не ты пустила меня. Это я захотела прийти. Чтобы узнать тебя поближе. И знаешь, зачем?
– Зачем? – еле слышно спросила Лариса.
– Потому что Олег – это мой папа! – тихо, но очень внятно проговорила девочка.
– Как? Ты же Круглова, а он – Нечаев. Ничего не понимаю! Зачем ты мне лжешь? Зачем ты это придумала, Ника? – Лариса хваталась как утопающий за соломинку. Ну, конечно же, она это придумала! Это просто злой розыгрыш!
– Нет. Я ничего не придумала. Я не лгу! Я ношу мамину фамилию. Она так захотела. Я и рисовать научилась, чтоб поближе узнать тебя. И в художественную школу пришла за этим. И все это время ходила к тебе только для того, чтобы узнать поподробнее всю твою жизнь! Теперь все понятно?
У Ларисы подкосились ноги.
– Да, – сказала она помолчав, – теперь мне все ясно. Ты уедешь утром. Одна. В девять ноль-ноль электричка. Вот тебе деньги на билет…
– Спасибо, у меня есть. И мне от вас ничего не надо!
– Я… пойду к себе!
Лариса едва держалась на ногах и оттого, что плохо себя чувствовала, и от пережитого только что ужаса, и оттого, что теперь было совсем уж непонятно, как жить дальше. И надо ли?
– Меня не буди, хочу выспаться. И не ходи в мою комнату. Я лягу на втором этаже. А ты спи тут. Вот плед.
Она ушла.
«Что же я наделала!» – с ужасом подумала Ника. Ей и самой теперь было страшно…
Таня пила валокордин и орала на мужа:
– Ты понимаешь, какой ты ей пример подаешь, если она с тринадцати лет шляется? А? Это все ты! Ты! Насмотрелась на папашу и туда же! Яблоко от яблони…
– Я вспомнил! Она предупредила, что поехала с друзьями на дачу, – спокойно сказал Олег, продолжал смотреть телевизор, там шел ответственный футбольный матч.
– С друзьями? В тринадцать лет на дачу? Ты представляешь, что это такое? Чем это пахнет, а? Они уже с этих лет изучают Камасутру на практике! Немедленно звони в милицию!
– Я ей верю. Она не наделает никаких глупостей! Я ей доверяю. И не буду ее подставлять. Я обещал…
– Что ты обещал? – подскочила Татьяна к супругу. – Звони, кому сказала, ты, ничтожество, ни на что сам не спосо…
Она не успела закончить фразу. Всегда спокойный, Олег вдруг быстро вскочил и так толкнул ее, что Таня отлетела на диван.
– Ты? Ты… посмел? – удивленно прошептала она.
– Да! Впервые за двадцать пять лет – я посмел! Я! – закричал Олег. Таня никогда не видела его кричащим. – И не смей звонить в милицию. С Никой все будет нормально. Я сам ее привезу, если надо!
Он ушел из дому, громко хлопнув дверью.
Ночью было тепло. Тлели угли в камине. И плед был уютным. Но Ника не могла спать. Она мучалась, ворочалась с боку на бок и наконец решилась – встала, открыла дверь, вышла к лестнице. Что бы ни было, она хочет поговорить с Ларисой! Ей нужен этот разговор больше всего на свете! Она обидела Ларису, оскорбила ее. А ведь Лариса так добра была к ней все это время. Надо идти!
Ника в темноте осторожно поднималась по ступеням. Вот и дверь Ларисиной спальни. Она постучалась – никто не ответил. Тогда Ника вошла в комнату. И увидела…
Лариса лежала на полу с закрытыми глазами. В постель она не ложилась, кровать так и осталась застеленной. Девочка включила свет, наклонилась:
– Лариса Дмитриевна, Лариса!
Она била ее по щекам, пытаясь привести в чувство, но Лариса не открывала глаз, лишь тихо постанывала. Ника увидела рядом с Ларисой пустые упаковки лекарств. Их было много…
– Господи, зачем ты это сделала? Лариса, Лариса!
Она метнулась за мобильным, быстро набрала номер:
– «Скорая», примите вызов! Срочно, срочно, вы слышите, срочно!
«Скорая» мчалась по ночному городу. Лариса не приходила в себя. Ника сидела в машине, кровь судорожно стучала в ее висках…
Она ждала бесконечно долго, почти всю ночь. Только под утро в пустой коридор больницы вышел немолодой уставший врач.
Ника сидела в уголочке на кушетке, прижавшись к стене.