А я верну тебе свободу
Шрифт:
Самым сложным оказалось не спрыгнуть, а повиснуть на бывшей ступеньке и не свалиться, пока до нее не добралась. Оставшиеся планки тряслись, у меня соскальзывала то одна нога, то другая. Но, наконец, я повисла — и спрыгнула вниз под треск ломающейся ступеньки, на которой только что висела. Затем послышался треск другой деревяшки — на которую я приземлилась. Замерла, опасаясь, что звук услышат в добротных домах, где разместились люди. Но стояла тишина. И даже собаки не лаяли. Они тут что, все на привязи? Им не разрешается бегать по округе?
Соседка тем временем свесилась сверху, сказала «Лови!» и бросила мою сумку. Я поймала ее и поставила на пол рядом. Татьяна очень резво слетела по остаткам лестницы и, не примериваясь, как я, спрыгнула вниз. Не пострадала.
Мы двинулись в сторону добротных домов, на всякий случай прихватив кочергу и совок.
Я сразу же узнала сарай, в котором меня держали. Глаза на обратном пути мне завязывали уже на улице, поэтому небольшую часть деревни я видела, но и предположить не могла, что тут стоят и старые, заброшенные дома.
Татьяна шла первой. Я ступала за ней шаг в шаг. У одного из добротных домов гавкнул пес, потом ему ответил еще один. Мы застыли на своих местах, но собаки не проявляли особого беспокойства. Свет нигде не горел. Из сарая доносились тихие всхлипы. Мы с Татьяной переглянулись. Плакала девушка. От мужчины не исходило никаких звуков. Потом внезапно послышался стон. Его явно издавало лицо мужского пола…
— Ax ты, гад ползучий! — тут же воскликнула девушка.
До нас донесся звук удара. Стоны прекратились. Девушка опять заплакала.
— Иди ты одна, — прошептала мне Татьяна, — а я, если что, подключусь. Но надо кому-то остаться. Давай, Юлька. Я рядом. И кочергу возьми. В одну руку кочергу, в другую — совок.
— А фонарик в зубы? — прошипела я, но кочергу все-таки взяла.
Эта дверь заперта не была, и я вошла, освещая себе фонариком дорогу. В комнате, где содержали и меня, тут же направила луч на место, где, как я помнила, располагался шест.
В следующую секунду чуть не выронила фонарик.
К шесту были прикованы двое — браток, еще недавно содержавшийся в другом доме, и Алла Креницкая.
Алла зажмурилась при свете фонарика, бьющем ей в лицо, и, судя по выражению ее лица, собралась заорать.
— Тихо! — прошептала я. — Не ори!
Затем я направила луч на лицо братка (у него, правда, эту часть тела следовало назвать по-другому). Он тут же опять застонал, а Алла неприкованной к шесту рукой мгновенно схватила его за короткие волосы и со всей силы шарахнула головой об пол. Стоны опять прекратились.
Я подскочила к Алле и прошипела:
— Что ты делаешь?
— Ой, а ты кто? — спросила она.
Я поняла, что она не видит меня в темноте — ведь луч я направляю на нее, сама оставаясь за чертой света, а голос мой она, конечно, не помнит. Я представилась.
— Юлька? Правда, ты? Ты меня вытащишь отсюда? Вот уж не думала, что ты придешь меня спасать. Ты, из всех людей…
Расспрашивать Аллу о том, как
— Таня! — шепотом позвала я. — Иди сюда!
Соседка тут же нарисовалась и приблизилась к Алле. Я их представила друг другу.
— Девчонки, спасите меня! — взмолилась Алла. Татьяна на «девчонку» не тянула уже лет двадцать пять, у нее дочь в возрасте Аллы, но бедственным Аллиным положением прониклась.
— Юлька, как наручники снимают? Тебе лучше знать.
— Ключ нужен, — ответила я.
— Где его взять-то? — хмыкнула Татьяна. — Ищи проволочку. Или хотя бы веточку какую-нибудь небольшую, но крепенькую.
Я вышла из сарая, оставив дам вдвоем. Алла уже жаловалась Татьяне на то, как «этот боров» к ней приставал, хотя и клятвенно обещал Витьке, что пальцем ее не тронет, а наоборот, будет охранять от змей.
Поскольку я освещала себе дорогу фонариком, по пути осветила и стены и перед дверью, ведущей на улицу. Увидела небольшую планочку с гвоздиками, на которых висели несколько ключей и запасная пара наручников, любезно оставленная каким-то доброжелателем. Я прихватила все ключи (хотя некоторые явно были не от наручников), а также запасную пару «браслетов». Воровать, конечно, нехорошо, но мне они вполне могут пригодиться в ближайшем будущем. Возьму как компенсацию морального ущерба от пребывания в этом месте не по собственному желанию.
К дамам и лежащему без движения молодцу вернулась с наручниками и ключами, что вызвало у Аллы бурю восторга. Татьяна тут же начала подбирать ключ к наручникам, которыми одна Аллина рука была прикована к шесту. Подобрала довольно быстро и Креницкую освободила. Мы попросили ее не выражать радость слишком громко, чтобы, не дай Бог, не разбудить никого из хозяев и Витьку с приятелем.
Но оставался вопрос: что делать с лежащим без сознания парнем? Татьяна предложила оставить ему ключ, который подойдет к его наручнику, остальные же ключи прихватить с собой — пусть гады помучаются. Я возразила — в смысле остальных ключей. Они ведь принадлежат дедуле с бабулей, а мне их обижать не хотелось. Лучше оставить все ключи рядом с парнем. Тогда наша совесть будет чиста. Если он смотается — значит, ему повезло.
Я прихватила запасные наручники, Алла взяла свои («На память»), и мы быстренько покинули сарай с бесчувственным парнем. Алла пока вопросов не задавала, мы тоже. Она вела себя тихо, точно выполняла указания старших.
Мы довольно быстро добрались до спрятанной в кустах машины, загрузились в нее и помчались в город.
По пути Алла рассказала нам о том, как оказалась в деревне, Ей позвонил Костолом — тот парень, которого она нещадно била головой об пол. Костолом предложил встретиться на нейтральной территории, так как «есть дело, которое перетереть надо». Алла поехала.