А я заставлю!
Шрифт:
Света приносит мне кофе с долькой шоколада, и уточнив, ничего ли не нужно мужчине, уходит на свое рабочее место.
— Не пили бы вы их кофе, — говорит он, когда я как раз пригубливаю напиток.
— Почему?
— Токсичный он. Как и всё здесь, включая начальника. Этого деспота без души и сердца.
— М-м-м. Это Вы о Льве Павловиче? — отставив кофе, с удвоенным вниманием рассматриваю старичка.
Он, поджав губы, коротко кивает.
— О нём, ироде.
Становится немного обидно за Льва, но зная каким он может быть, я все же решаюсь уточнить причины столь резких высказываний
— Он Вас как-то обидел?
Хмыкнув, старичок гордо вскидывает подбородок.
— Обидел… я не малец, чтобы меня обижать. Он сделал нечто гораздо более ужасное. Если вы собираетесь к нему на встречу, советую нанять хорошего адвоката, потому что, однажды попав к нему на крючок, вы уже не сорветесь.
— Я не очень понимаю о чём Вы, — хмурюсь, пытаясь представить, как этот, на первый взгляд, безобидный человек может быть связан со Львом.
— Этот… вандал отнимает у меня единственное, что для меня имеет значение, — выдаёт он с горечью, отвечая на мой незаданный вопрос. — Вместо того, чтобы помочь, пойти на уступку, согласиться на слияние, он готов поглотить фирму, которую мой отец создал с нуля.
— Что значит поглотить? — пересаживаюсь к нему на диван, потому что мне всегда удобнее разговаривать с людьми на близком расстоянии.
— Ох, деточка, мала ты еще, не знаешь, как в жизни бывает. А бывает так, что вкладываешь все силы в дело, все средства, всё своё время. Так и мой отец когда-то вложился. Создал семейную фабрику по изготовлению мебели. К нам весь город приходил заказывать кресла-качалки, стулья, столы, комоды. Отец был мастером на все руки, и меня всему научил. На нашей фабрике работают таланты, — вскидывает руку, придавая этому слову гордости, — мы же все делаем руками. Каждый человек, что работает на меня, уже часть семьи. Ведь другой у меня нет. Я всё положил на эту фабрику. Всё свободное время в неё влил, оставшись в полном одиночестве. Ни детей, ни внуков, ни-ко-го, — произносит с отчаяньем по слогам. — И что теперь? Детище моего отца, моё детище, уйдёт этому…изуверу, а он сотрёт его с лица земли, как и не было. Уничтожит единственное, что для меня имеет значение.
— Подождите, — пытаюсь осмыслить услышанное, — как это уйдёт? Почему?
— Потому что заказов стало катастрофически мало. Те единицы, что еще верны мне, это те, кто с фабрикой с первых дней ее существования, а сама понимаешь, нас таких осталось немного. Теперь все ценят в заказе скорость выполнения, а не качество. Этим мы, как раз, похвастаться не можем. У меня огромные долги, банки от меня отворачиваются, кредиты не дают, а деньги, как известно, с потолка не падают. Вот и приходится выставлять фабрику на продажу.
Ого… это должно быть очень тяжело — потерять то, что единственно важно в жизни.
— Мне очень жаль, — протягиваю руку и сжимаю его холодные пальцы. — Но… почему вы считаете Льва плохим покупателем?
— Плохим… он худший. Но платит больше всех. За те деньги, что он даёт я смогу выплатить свои долги и оплатить неустойку людям, что всю жизнь посвятили фабрике.
— Тогда почему он худший?
Ничего не могу понять.
— Да потому что фабрика ему не нужна. Ему нужна земля. Уже пятнадцать лет как там стоит
Его пальцы вздрагивают. Он резко отбирает их у меня и крепче впивается в свою сумку. По тому, как его взгляд стекленеет я могу догадаться, что эта мысль приводит его в ужас.
— Если бы у меня была возможность вложиться в рекламу, нанять этих ваших современных блогеров, или как там их, заказов бы стало больше. Мои работники не потеряли бы место и зарплату. А знаешь, как важна постоянная зарплата в жизни? Они ведь уже не молодые. Молодые ко мне работать не идут. Не перспективно. А мужики мои верные, до последнего со мной. Потому что всем жить как-то надо. У одного внук болеет, нужна материальная поддержка, у другого жена уже здоровьем не сильна. И вот как мне им в глаза смотреть, когда у меня выхода другого нет?
В сильных, гордых глазах мерцает отчаяние, так сильно трогающее меня изнутри. Грудь сдавливает от несправедливости. Вот как так? Человек, искренне любящий своё дело и людей, которые на него работают вынужден идти против системы только потому, что у него не хватает средств на раскрутку.
Очень жаль его, и безумно обидно…
— Может… поговорить со Львом? Предложить какие-то варианты? Мне кажется, он может пойти на уступку, — размышляю вслух.
Ну не должен он проигнорировать такую ситуацию.
— Он не знает такого слова — уступка, — голос мужчины пропитывается льдом, — я ему предлагал слияние. Да, ему от него толку мало. Но мы могли бы что-то придумать. Внести душу в его конвеерную мебель. Добавить индивидуальности. Я хоть и старик уже, но ты не думай. Бизнес вести умею. Даже дом ему свой предлагал в заставу. Он носом крутит. Зачем ему такие мелочи, если увеличив свой завод, он вдвое, а то и втрое повысит продажи?!
Опускаю взгляд, не зная что ответить. С точки бизнеса всё, конечно, так, но этому до глубины души любящему своё дело человеку от этого не легче.
— Злата?
Выныриваю из мыслей, в которые как оказалось закопалась, и даже не заметила, что дверь в кабине открылась и оттуда вышли посетители.
— Привет, — встаю, встречаясь взглядом со Львом.
— Зайдёшь на минуту? — кивает он на свой кабинет, а я опускаю взгляд на старичка, в чьем лице теперь снова читается готовность воевать.
— Да нет. Мне уже идти нужно, я на минуту заходила.
В лице Льва считывается явное непонимание, но отнимать время у человека, чье имя я даже не спросила, мне неудобно. Я представляю, каких усилий ему стоит вообще сюда приходить.
— А можно Вашу визитку? — обращаюсь к нему, игнорируя пытливый взгляд Льва.
Мужчина грустно усмехается.
— Бери, деточка. Пусть будет тебе на память, — выудив из переднего кармана сумки визитку с изображением кресла — качалки, протягивает её мне.
— Рада была знакомству, — бросаю взгляд на текст визитки, — Семён Петрович.
— И я… Злата.
Вновь встретившись взглядом со Львом, разворачиваюсь и ухожу.
23. Акула