А я заставлю!
Шрифт:
— Так в чем проблема? Им всем предложили место на моем заводе.
— Правда? Здесь?
— Нет, не здесь. Здесь у меня хватает рук. Более того, когда я расширюсь, я подключу машины, купленные на минуточку, за немалую сумму. А им предложили вариант переехать и трудоустроиться.
— Надеюсь, ты сейчас не серьезно? — выражение лица Златы меняется. — Ты хоть представляешь как это переехать в другое место и начать жизнь заново? Ладно, я могу понять молодых людей, а пожилым? Ты в курсе, что их не сдвинуть с места, потому что они корнями проросли в свой дом?!
—
— Не перекручивай, Лев, — от выдающей электричество улыбки не остаётся и следа. — Я не прошу тебя помогать всем. А только лишь одному человеку, у которого и семьи-то нет. Кому, как не тебе его понять?
— Ах вот как мы заговорили…
— Я не это имела в виду, — неловко мотает головой. — Но ты представь. Ты сейчас работаешь почти круглосуточно, на Новый Год выбираешь не меня, а работу, все свое свободное время уделяешь подписанию договоров, продажам, а потом что? Ты только подумай, что когда ты состаришься, и твой завод потеряет актуальность, потому что через несколько лет, к примеру, всё будут делать роботы. И вот придет какой-то бизнесмен, скажет, что забирает твою землю, чтобы построить на ней свое еще более внушительное предприятие. И никто тебе не поможет. Не протянет руку помощи. Потому что ты будешь один. Как и Семён Петрович. Он ведь совсем один, но при этом борется и пытается до тебя достучаться. Неужели так сложно помочь ему?
Устало сжимаю переносицу пальцами и медленно курсирую кислород по легким.
— Злата, это бизнес. Просто бизнес, — выдыхаю, потому что знаю, что она все равно не поймет.
На несколько секунд повисает молчание. Поднимаю взгляд, чтобы понять, что она там себе килишует в голове.
— Ну да… ты ведь у нас акула этого самого бизнеса, — в голосе сквозит такое разочарование, словно она наточила его, как нож в электроточилке.
— Если ты не будешь акулой, Злата, тебя сожрет кит.
Кивнув, она медленно поднимается. Сложив свою чашку с тарелкой в раковину, разворачивается чтобы выйти из кухни, но на выходе тормозит.
— Только акулы по жизни одиночки, — оборачивается, встретившись со мной больше не сияющими глазами, — теперь я понимаю почему.
24. Бумеранг
— У меня жена не перенесет переезд. Она и так слаба, а если оставить сейчас дом, ехать куда-то, искать снова врачей, медсестер, кто мог бы делать уколы, её лечение остановится. Понимаете? А другим работодателям я в шестьдесят лет не нужен. Это и понятно. На работу берут молодых, какой с меня спрос? Я умею делать только мебель да строгать из дерева.
— И я также. Всю жизнь этим занимался, а теперь кому я нужен на старости лет?
— Да все мы тут такие.
— Вот посмотрите, Лев Павлович, это семья Степана, — передо мной на стол ложится фотография того самого Степана, что стоит в куче налетчиков на мой офис, — это его младший внук. Он тоже болеет. Родители работают, все деньги вкладывают в его лечение, жена Степана с ним в больнице лежит, а сам Степа помогает с пропитанием. Как он может уехать и бросить их? Для нас, стариков все не так просто, как у вас молодых. Силы не те, ум для развития уже слаб. Мы хороши только в одном. И если бы вы хотя бы рассмотрели тот факт, чтобы мы смогли с Вами работать сообща, Вы бы поняли, что от нас тоже будет толк.
Устало выдохнув, обвожу взглядом всю банду, которую сегодня Гордиенко привел с собой. Отряд пенсионеров, как есть. Только пенсионеры эти не сидят на заслуженной пенсии, а рвутся в бой. И я их основная цель.
— Ладно, мужики, заканчивайте перформанс. — отодвигаю снимок на край стола, — Мы уже говорили об этом и не раз. Вам выплатят значительные суммы. Голодать не будете, и даже переезжать не придется.
— На сколько времени хватит этих сумм? На год-два? А потом что? — уже привычно входит в образ защитника Семён Петрович.
— А вы до гробовой доски решили работать, или как?
— Пока есть силы, то почему нет?
Мда. Я и не знал, что наши люди способны на такое геройство.
— Идите. Я услышал вас. Но у меня дел по горло, уделить вам время больше не могу.
Мужики переглядываются, и я прямо ощущаю, как каждый из них ментально подходит и по очереди сворачивает мне шею.
— Нет у тебя сердца, Вольский, — выдавив сквозь зубы, Гордиенко разворачивается и жестом уводит за собой свой отряд. — Пропади ты пропадом, — слышу уже за закрытой дверью.
Шумно выдохнув, откидываюсь на спинку стула.
Обложили со всех сторон, что Злата вчера, что сегодня эти. Как-будто всё так просто. Столько денег вложено, план по расширению и установке машин разработан.
— Заебало всё, — выдохнув, достаю из ящика пачку сигарет и подхожу к окну.
Затянувшись дымом, несколько секунд держу его в легких, а потом выдыхаю наверх. Что ж всё так сложно-то стало, а? До появления в моей жизни Златы всё было легко. И поездки на праздники, и договора, не оглядываясь на человеческий фактор. А теперь что?
Уже несколько дней как я думаю о том, чтобы не ехать в эту чертову командировку и присматриваю тушканчику подарок. С какого хера вообще?
С такого, что хочется. И с ней время это провести, и подарить ей что-то особенное, чтобы не было в глазах того разочарования, что резало меня вчера. Как-то её мнение стало чрезмерно важным, что даже бесит.
Докурив, возвращаюсь за стол и взглядом цепляюсь за оставленную визитерами фотография. Беру ее и внимательнее рассматриваю. Со снимка на меня смотрят улыбающиеся чужие лица. Вся семья в сборе. И вроде всё у них отлично. На фоне новогодняя ёлка. Справа тот самый Степан с внуком на руках. Малец, правда, бледнее остальных и улыбается не так широко.