А. А. Прокоп
Шрифт:
— Да я помню господин капитан.
— Так, что вы хотели узнать у поручика?
Калинин открыл рот, но Резников зачем-то его опередил.
— Вы хотели спросить: убивал ли поручик Выдыш господина Афанасьева.
— Гражданина Афанасьева — поправил Резникова Калинин.
— Да, конечно, гражданина Афанасьева — согласился с Калининым Резников.
Выдыш тем временем не спрашивая разрешения, уселся на стул рядом с Резниковым, достал свой портсигар, как две капли воды похожий на портсигар Резникова, и тут же спокойно закурил, добавляя едкого дыма, и, без того, в прокуренный
— Мне пришлось — это сделать, господа. Афанасьев стал обузой в нашем благородном деле. Стал слишком много думать — как ни в чем небывало произнёс Выдыш, выпуская из-за рта клубы папиросного дыма.
Калинин теперь окончательно не мог ничего сказать. Он лишь смотрел, то на Резникова, то на Выдыша. В дверь раздался тихий стук, и Калинин неожиданно очнулся сидя в своем кресле.
— Да — произнёс Калинин, но никто не вошёл в его кабинет.
Калинин с мутной, тяжёлой головой осмотрелся по сторонам. Никого в его кабинете не было, ни Резникова, ни Выдыша. Калинин встряхнул голову, поднеся ладонь ко лбу.
— Привидится же такое. Страшно даже стало — сказал Калинин сам себе, взял в руку трубку проводного телефона, но чуть не подпрыгнул на всё том же кресле.
Перед ним стояла большая стеклянная пепельница с двумя папиросными окурками.
Примерно три минуты Калинин гипнотизировал взглядом факт присутствия людей из собственного видения. Пытался по-детски щипать себя за кожу руки, другой рукой. Болевой рефлекс был обычным. Голова, вроде, соображала тоже, но легкий шлейф тумана ещё сохранялся, и от этого естественным выглядел заметный привкус страха, который начал иссушать ротовую полость. Калинин неуверенно поднялся, чтобы выпить воды.
Жадно проглотив два стакана тепловатой на вкус воды, Калинин всё же вернулся к стоящему на столе телефону.
— Наташа зайди ко мне, пожалуйста — произнёс он в трубку.
Через несколько минут в кабинете появилась миловидная девушка в короткой юбке. Калинин машинально обратил внимание на её красивые, стройные ноги. Затем поднялся взглядом выше к округлости упругих ягодиц, прокашлялся, одернув самого себя.
— Наташа аккуратно возьмите эту пепельницу, отнесите в отдел к Борису. Пусть возьмёт всё, что можно с этих двух папиросных окурков.
— С самой пепельницы не нужно? — спросила Наташа, подойдя к столу.
— Нет, вроде, нет, но пусть посмотрит на всякий случай.
Прошло ещё минут двадцать. Всё это время Калинин пытался, отстранившись от непонятного ему события, соображать в реальной плоскости по поводу убийства Афанасьева, но из этого ничего не выходило.
— «Домой нужно ехать. Принять горячий душ, посмотреть какую-нибудь юмористическую чушь и спать, хорошо выспаться».
Не успел Калинин добавить ещё что-то в ряд успокоительных рассуждений, как зазвонил телефон.
— Слушаю — ответил Калинин.
— Это — я Борис. Слушай, ты, где взял эти окурки? Они же времён первой мировой войны. Я почти уверен в этом — возбужденно говорил Борис.
— Видимо, они лежали в одном сейфе с неизвестным наганом из Ярового — попытался пошутить Калинин.
— Не понял тебя Дмитрий Сергеевич — сказал Борис.
— Потом
— Чисто всё — совершенно чисто. Я не совсем понимаю, но эти папиросы в руки никто ни разу не брал и губами к ним не прикасался. Они абсолютно девственны — Борис говорил таким тоном, как будто Калинин должен ему сейчас объяснить, столь странные обстоятельства.
— Да — история — произнёс Калинин.
— Откуда ты их взял? — снова спросил своё Борис.
— Потом Борис, потом. Давай, я сильно устал. Домой поеду, прощай до завтра — не ответил на вопрос Калинин.
— Пока Дмитрий Сергеевич — откланялся Борис.
— Так же и стаканы — говорил сам себе Калинин, закрывая дверь своего кабинета.
* * *
Павел Владимирович примчался к Степану в тот же день, через несколько часов после того, как его отпустил с богом на все четыре стороны следователь Калинин.
— Степан, что он у тебя спрашивал? — сильно волнуясь, спросил он у Степана, как только переступил порог веранды последнего.
— Да ничего особенного. Можно сказать то же самое, что и в первый раз.
— Ты так спокоен, как будто тебя это всё совсем не касается — не мог успокоиться Павел.
— Меня видимо касается, всё это куда больше тебя, но сейчас ничего нельзя сделать. Что произошло, то уже произошло — ответил Степан, закуривая сигарету.
За прошедшее время Степан несколько раз перепрятывал свою шашку. Не найдя ничего лучшего он поместил её в одностворчатый шкаф. Обернул её в туже старую серую тряпку, что привёз от деда Прохора и сейчас чувствовал неприятное чувство от присутствия Павла в своём доме. Необъяснимое ощущение ревности накрыло Степана с головой. Мысль о том, что Павел мог бы свободно увидеть шашку резанула сознание, оставила неприятный осадок, а Павел, не подозревая об этом, уже оказался на кухне где включил, не спрашивая разрешения белый электрический чайник. Степан скривил физиономию, но терпеливо промолчал.
— Я ему сказал о звонке Выдыша, когда тот говорил, что убит дед Прохор, а он тогда был ещё жив. Следователь спрашивал тебя об этом?
— Ты боишься Выдыша или следователя? — неожиданно резко спросил Степан.
— Я никого не боюсь. Просто хочу узнать. Но ты же помнишь, как он мне звонил.
— Что звонил у тебя телефон, помню, а кто звонил и, что говорил, знать не могу.
От этих слов Павел буквально потерял дар речи. Он снял свои очки, пытаясь получше разглядеть Степана, от которого никоим образом не ожидал такого поворота.
— Ты что мне не веришь? — тихо и испуганно спросил Павел.
— Не знаю я ничего и ничего не понимаю. Мне этот Калинин сказал: алиби у меня нет, а пальчики мои, они всё одно уже давно со стаканов сняли — ответил Степан, проигнорировав прямой вопрос Павла.
— Но Выдыш действительно звонил. Я не знаю, как быть.
Павел налил в кружку кипятка, положил туда пакетик с чаем и ложку сахара.
— Знаешь, Паша, я не знаю, что обо всём этом думать. Придётся ждать. Только не понимаю, от чего ты так нервничаешь.