А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 1
Шрифт:
Уже в «Письмах русского офицера», первом значительном печатном произведении, принесшим Глинке заслуженную славу, слышатся критические замечания в адрес Запада и соответственно хвалебные отзывы о русской культуре, т. е. те идеи, которые вполне правомерно назвать славянофильскими.
Любовь к русской культуре как одна из сторон любви к родине, к русским людям, помимо того что она была присуща Глинке уже потому, что он был русским дворянином, образованным, просвещенным человеком, явилась логическим следствием общественно-политических событий начала XIX века. Участие в Отечественной войне 1812 года убедило Глинку, что русский народ является носителем особой культуры, основу которой составляет православная вера. Мужество и героизм, проявленные в этой войне крестьянством,
«Письма русского офицера» примечательны тем, что в них с максимальной полнотой отразилось отношение Глинки к французской культуре. Конечно, отношение это не лишено значительной доли субъективизма: не следует забывать, что после вторжения Наполеона в Россию французы стали восприниматься прямыми врагами, особенно это касалось мнений тех русских, которые сталкивались с французами на поле боя, а Ф. Н. Глинка относился именно к ним.
Процесс резкого перехода от галломании XVIII – начала XIX веков к категорическому неприятию всего французского с замечательной полнотой отобразил Л. Н. Толстой в романе-эпопее «Война и мир». Нечто сходное есть и у Глинки: «Вчера брат мой, Сергей Николаевич, выпроводил жену и своих детей. Сегодня жег и рвал он все французские книги из прекрасной своей библиотеки, в богатых переплетах, истребляя у себя все предметы роскоши и моды. Тому, кто семь лет пишет в пользу отечества против зараз французского воспитания, простительно доходить до такой степени огорчения в те минуты, когда злодеи ужу приближаются к самому сердцу России»[387]. В «Письмах русского офицера» указываются причины этого резкого перехода. Помимо того, что французы были врагами на поле боя, они, по мысли Ф. Н. Глинки, несли в себе моральное, нравственное разложение, царящее в Европе; конечно, Глинка не хотел, чтобы оно передалось России. Как истинный патриот, он представлял Россию носительницей всего самого прекрасного в духовно-нравственном отношении, Франция же была для него воплощением зла и порока.
В «Письмах русского офицера» с негодованием описываются нравы французов. Автор недоумевает, как могли русские на протяжении длительного времени допускать их к воспитанию своих детей: «Кстати, не надобно ль в вашу губернию учителей? Намедни один француз, у которого на коленях лежало конское мясо, взламывая череп недавно убитого своего товарища, говорил мне: “Возьми меня: я могу быть полезен России – могу воспитывать детей!” Кто знает, может быть, эти выморозки поправятся, и наши расхватают их по рукам – в учители, не дав им даже и очеловечиться…»[388] Здесь недавние завоеватели предстают уже в самом убогом виде, после поражения в войне они терпят всевозможные лишения, и Глинка говорит о самой низшей ступени их морального разложения – каннибализме.
То, что потерпевшие поражение французы испытывают голод и холод, не вызывает у него жалости, это воспринимается им как наказание Божие, настигшее вероломных иноземцев; и все же христианское милосердие заставляет русских оказывать бывшим врагам посильную помощь. Глинка одновременно негодует и иронизирует, описывая французов:
Каждый (француз. – Н. Я.) предлагал свои услуги. Один просился в повара; другой – в лекаря; третий – в учителя! Мы дали им по куску хлеба, и они поползли под печь. В самом деле, если вам уж очень надобны французы, то вместо того, чтоб выписывать их за дорогие деньги, присылайте сюда побольше подвод и забирайте даром. Их можно ловить легче раков. Покажи кусок хлеба – и целую колонну сманишь! Сколько годных в повара, в музыканты, в лекаря, особливо для госпож, которые наизусть перескажут им всего Монто; в друзья дома и – в учителя!!! За недостатком русских мужчин, сражающихся за отечество, они могут блистать и на балах ваших богатых помещиков, которые знают о
В другом письме Глинка задается гневным вопросом: «Долго ли русские будут поручать детей своих французам, а крестьян – полякам и прочим пришельцам?..»[390], имея в виду помещичьих управляющих, которые, действительно, часто были нерусскими. Вопрос же этот возникает у него в связи с тем, что он встречает вступивших в народное ополчение крестьян, которые «горько жаловались, что бывший управитель-поляк отобрал у них всякое оружие при приближении французов».
Но, несмотря на естественную в условиях войны ненависть к врагам, русские нередко проявляли по отношению к ним доброту и милосердие – черты, столь свойственные русскому национальному характеру. Глинка не без гордости за соотечественников описывает, например, такой случай:
Между сими злополучными жертвами честолюбия случился один заслуженный французский капитан, кавалер Почетного легиона. Он лежал без ноги под лавкой. Невозможно описать, как благодарил он за то, что ему перевязали рану и дали несколько ложек супу. Генерал Милорадович, не могший равнодушно видеть сиих беспримерных страдальцев, велел все, что можно было, сделать в их пользу. В Красном оправили дом для лазарета; все полковые лекари явились их перевязывать; больных оделили последними сухарями и водкою, а те, которые были поздоровее, выпросили себе несколько лошадей и тотчас их съели![391]
Подобных случаев было немало. В другом письме Глинка рассказывает:
Тогда же, в пылу самого жаркого боя, под сильным картечным огнем, двое маленьких детей, брат и сестра, как Павел и Виргиния, взявшись за руки, бежали по мертвым телам, сами не зная куда. Генерал Милорадович приказал их тотчас взять и отвести на свою квартиру. С того времени их возят в его коляске. Пьер и Лизавета, один 7, а другой 5 лет, очень милые и, по-видимому, благовоспитанные дети. Всякий вечер они, сами собой, молятся Богу, поминают своих родителей и потом подходят к генералу целовать его руку.
Теперь эти бедняжки не вовсе сироты. Вчера между несколькими тысячами пленных увидели они как-то одного и вдруг вместе закричали: «Вот наш батюшка!» В самом деле это был отец их, полковой слесарь. Генерал тотчас взял его к себе, и он плачет от радости, глядя на детей. Мать их – немка – убита. Рассказать ли тебе об ужасном состоянии людей, которые давно ль были нам так страшны?…[392]
Таким образом, Глинка и в «Письмах русского офицера» явно противопоставляет «чужую» – французскую – культуру «своей» – русской. Если первую за ее нравственное разложение он критикует, то второй он, безусловно, восхищается. Он с гордостью говорит о русском национальном характере, в котором в годы войны с Наполеоном проявились лучшие черты. Демонстрируя на поле боя чудеса мужества, храбрости, отваги, русские, в отличие от французов, сумели сохранить человечность. Испытывая к недавним врагам жалость, они, порой даже в ущерб себе, великодушно проявляли по отношению к ним заботу, доброту и милосердие.
Неудивительно, что Федор Николаевич всегда оставался патриотом, восхищающимся всем истинно русским. Причем эта любовь ко всему русскому была определена прежде всего его православной верой. Об этой обусловленности говорит и крупнейший современный глинковед В. П. Зверев: «Православные традиции русской литературы – это духовный источник и атмосфера, в которой вызрело сердцевинное зерно таланта, а затем и все обилие многоцветного художественного мира Федора Николаевича Глинки»[393]. Православная вера, по мысли Глинки, является стержнем русской культуры, и именно этот стержень, эта основа отсутствует в «чужой» культуре, в которой царит абсолютная безнравственность, определяемая безверием. Эти идеи и настроения позволяют считать Ф. Н. Глинку предтечей славянофилов.