А. з.

Эль Кебади Такаббир

Упираясь руками в раскисший хвойный настил, Максим сел. Мазнул по лицу рукавом куртки. Кривясь от боли, прикоснулся к саднящей щеке:

— Стрекоза, прикинь? Здесь овраг.

Голос прозвучал глухо, как в замкнутом пространстве.

Максим достал из подсумка карту. Учащённо поморгал, пытаясь вернуть зрению чёткость. Провёл пальцем по топографической бумаге, всматриваясь в обозначения:

— Картографы хреновы… — Затолкав карту в подсумок, приложил ладонь к чехлу на груди: клапан открыт… Пополз на четвереньках, обшаривая землю. — Стрекоза! Вызови меня на связь.

Я рацию потерял.

Встал на колени. Взмахнул рукой. Туман всколыхнулся, как плохо загустевший молочный кисель.

— Оглох, что ли? Вызови меня на связь… Стрекоза!

Перед глазами мелькнуло тёмное пятно. Рядом послышался тихий шлепок.

— Не хрен делать?

Максим погрузил руку в клубящуюся пелену. Нащупав на земле нечто мягкое, поднёс к глазам. Мёртвая птица…

— Вот дерьмо! — Откинув не успевший окоченеть трупик, вытер ладонь о штаны. — Стрекоза!

Напряг слух. Безжизненная тишина, словно лес вмиг опустел. Максим вновь пополз, шаря по земле руками:

— Ладно, мудилкин, я тебе всё припомню.

Наконец нашёл рацию, включил. Трещит. Попробовал перенастроить канал связи. Чёртовы помехи!

Спрятав рацию в чехол, встал в полный рост. Посмотрел на наручный компас и, вытянув перед собой руки, двинулся вперёд. Под ботинком противно чавкнуло. Очередная птица? Земля резко пошла в гору. Пальцы упёрлись в крутой склон оврага, к ногам с тихим шуршанием съехал залежалый слой прошлогодней листвы.

Обнаружив выпирающие из земли древесные корни, Максим вскарабкался наверх и насторожился. Кроме необычного тумана и какой-то особенной тишины было ещё нечто, от чего по загривку побежали мурашки.

Максим сделал пару шагов и напоролся на корягу:

— Чтоб тебя…

Усевшись на вывороченный с корнями пень, потёр голень. Если бы не плотная и прочная ткань штанов, взрезал бы мясо до кости.

— Стрекоза! Ты где?.. Надоест придуриваться, крикнешь.

Звук голоса увяз словно в вате.

Максим надавил на уши. Видать, при падении он здорово долбанулся головой. Полез в карман. Зажигалка на месте, сигареты исчезли.

— Со мной такие шутки не проходят. Считаю до трёх и ухожу. Один, два, три. Я ухожу. Ты слышишь? — Напрягая зрение, Максим пытался хоть что-то различить в тумане. — Стрекоза, ты здесь?

Он точно здесь! Стоит за кустом и потешается. По возвращении на базу расскажет сослуживцам историю, как напарник заблудился в трёх соснах. И в конце добавит: «А не хрен лезть в спасатели!»

Стерев с лица влагу, Максим вытащил из чехла рацию. Слава богу, треск исчез.

— Стрекоза, я Волга. Приём.

Похоже, хохмач так и не включил радиостанцию.

Связаться с базой? И что сказать?..

Ещё один сюрприз: компас сломан. Поломка необычная: стекло и корпус целые, а стрелка прилипла к делению, и получалось, что куда ни повернись — везде север.

— Всё, Стрекоза! Моё терпение лопнуло.

Максим расстегнул куртку. Из крепления на жилете выдернул охотничий нож и сделал на коряге засечку.

Он осторожно шёл вперёд, водя перед собой руками. Оставлял метки на деревьях скорее по привычке, чем по необходимости.

Максим был уверен, что идёт к вертолёту и ему не придётся искать по засечкам дорогу обратно. У всех живых существ, в том числе у человека, есть внутренний навигатор и внутренние часы. За годы неустанных тренировок Максим развил навыки ориентироваться на местности без подручных средств. Разрабатывал маршруты по карте, отправлялся в лес, смешивал интуицию с логикой, добавлял зрительную память и, не доставая из рюкзака карту и компас, добирался до конечного пункта.

Туман, конечно же, усложнял задачу. Но и такое случалось в походах. При плохой видимости Максиму удавалось не отклоняться от выбранного направления, даже огибая непроходимые заросли и заболоченные участки.

Однако сейчас он шёл уже не столь уверенно и был, мягко говоря, обескуражен. По его расчётам, вертолёт находился в двух минутах ходьбы от оврага и должен давным-давно выплыть из тумана.

Максим посмотрел на часы. Секундная стрелка без характерного щелчка лениво перемещалась от деления к делению, непомерно растягивая секунду. Странная поломка.

— Стрекоза, вызывает Волга, — проговорил Максим в рацию. Помахал рукой, пытаясь разорвать непроглядную пелену. Набрал полную грудь воздуха и проорал: — Серёга, мать твою! Отзовись!

Вдруг туман рухнул на землю, как занавеска с окна.

Куда ни глянь, всюду лес. Совсем другой лес… Под ногами порыжелый мох. Папоротники до пояса. Лишайники опоясывали искривлённые стволы деревьев и седыми бородами свисали с ветвей. Кустарники скручены в клубок. В просветах крон мертвенно-серое небо. И только тишина такая же — давящая.

Максим постучал пальцем по компасу. Бесполезно: стрелка словно примёрзла к круговой шкале. Снова включил рацию; дисплей мигнул и погас. На базе, перед отлётом, был полный заряд. И радиостанция почти всё время находилась в спящем режиме. Аккумулятор не мог разрядиться так быстро.

Затолкав рацию в чехол, Максим посмотрел по сторонам. Сбоку, между двумя засохшими деревьями, протянулась почерневшая изгородь-штакетник с закрытой калиткой. Старая, но прочная на вид ограда будто выходила из толстых стволов. Крайние планки изгороди и калитки скреплял ржавый хомут. Неужели когда-то здесь была деревня? Не похоже. Кому понадобилось устанавливать в чащобе кусок штакетника? И, главное, зачем? Даже если это всего лишь сохранившийся фрагмент забора, который огораживал большую территорию, — толку от такой ограды никакого. Её запросто перепрыгнет и человек, и волк.

Максим покрутился, озираясь. Вдалеке, в просветах между лиственницами, разглядел дощатую крышу. Обошёл изгородь и замер. Появилось неприятное чувство, будто кто-то буравит затылок взглядом. По спине заструился колючий холодок. Потирая шею, Максим посмотрел через плечо. Папоротники, кустарники, лапы елей — в застывшем воздухе всё оставалось неподвижным. Калитка… Максим как во сне повернулся к ней лицом. Калитка открыта! Хомут висел на крайней штакетине изгороди.

Мышцы невольно напряглись. Продолжая стоять столбом, Максим повёл глазами вправо, влево: