А.Беляев. Собрание сочинений том 1
Шрифт:
Лодка дрогнула и стала быстро погружаться в воду…
Растерявшиеся преследователи, теряя уходившую из-под ног опору, забарахтались в воде и, путаясь в водорослях, стали взбираться на плот.
Этот самый момент погружения был встречен криками «ура» экипажем подводной лодки.
Последние опасения исчезли: механизм действовал безукоризненно. Яркий электрический свет заливал каюту. Мотор работал без перебоев. Легкие дышали свободно.
Но предаваться радости было не время. Раненые требовали забот. Мисс Кингман и старуха Тернип взяли на себя роль сестер милосердия. Раненому матросу перевязали ногу, Гатлингу — плечо.
С большими
Ночью ему сделалось хуже. Старуха Тернип, утомленная бегством и волнениями дня, ушла спать, и у больного осталась дежурить мисс Кингман.
Гатлинг не спал. Вивиана смочила ему виски водой.
Он слабо улыбнулся и сказал:
— Благодарю вас… я чувствую себя лучше… не утомляйтесь, отдохните.
— Я не устала!
— Как все это странно! — начал он после паузы. — Вам выпало на долю ухаживать за преступником…
Мисс Кингман нахмурилась:
— Не говорите об этом!
— А я почему-то хочу говорить сегодня именно об этом. Скажите, мисс Кингман, откровенно: вы верите в мое преступление?
Мисс Кингман смутилась.
— Я не знаю, совершили ли вы преступление, но я знаю, что вы лучше многих так называемых «честных людей», — ответила мисс Кингман.
— Вы верите мне… Я хочу вам рассказать все.
— Право, лучше, если бы вы уснули.
— Нет, нет… Слушайте… Я служил инженером у Джексона… Судостроительный завод… не слыхали? Я любил Деллу Джексон, дочь старика Джексона. После войны дела Джексона пошатнулись. Ему грозил крах. И, как это часто бывает в кругу капиталистов, Джексон составил план поправить свои дела путем брака своей дочери с сыном крупного банкира Лорроби. Делла любила меня. Но она была очень привязана к старику отцу и решила, что должна принести себя в жертву, несмотря на то что неуравновешенный, дегенеративный Лорроби был ей глубоко антипатичен. Я не счел себя вправе разубеждать ее, но написал ей письмо, в котором просил повидаться с ней в последний раз в окрестностях города. Я решил уехать в Европу, и у меня уже был пароходный билет в кармане. Оставив свою машину с шофером у дороги, я углубился в рощу, но в условленном месте не нашел мисс Джексон. Я был очень огорчен, однако у меня не было времени на дальнейшие поиски или ожидания. Побродив еще немного по этому безлюдному месту, я сел на машину, прибыв в гавань перед самым отплытием парохода, и покинул берега Америки.
Однажды, читая газету уже в Генуе, я был поражен сообщением из Нью-Норка: Делла Джексон была убита. Тело ее найдено недалеко от назначенного нами места свидания. Среди ее бумаг следственные власти нашли мое письмо с приглашением на свидание, именно туда, где она была найдена, и в тот день, когда ее убили…
Показания опрошенного шофера, который возил меня, завершили картину. Все улики падали на меня. Обоснованными казались и мотивы убийства: все знали, что я имел виды на мисс Джексон и что Лорроби оттеснил меня. Соперничество. Ревность. Месть… В той же газете имелось крупное объявление о выдаче вознаграждения в десять тысяч долларов тому, кто обнаружит пребывание и передаст в руки полиции убийцу мисс Джексон — Реджинальда Гатлинга… Моя голова была оценена. Мне приходилось скрываться. Симпкинс выследил меня и должен был получить приз за мою поимку, если бы не наше кораблекрушение… Вот и все, — устало закончил Гатлинг.
Мисс Кингман выслушала рассказ с напряженным
— Но кто же убил мисс Джексон?
Гатлинг пожал плечами:
— Это для меня остается тайной… Может быть, случайный грабитель… Но важно то, что мне не оправдаться… Все улики против меня… И желанный для всех нас берег — спасение для вас, но гибель для меня. Как только я сойду на землю, я опять стану преступником, и… наши дороги разойдутся, — тихо закончил он, глядя на нее.
Мисс Кингман со скорбным лицом наклонилась к его голове и поцеловала в лоб:
— Я верю вам! И для меня вы никогда не будете преступником.
— Благодарю, — и он закрыл глаза.
III. БЕЗ ВОЗДУХА
Наутро Гатлинг чувствовал себя лучше. Лихорадка уменьшилась. Он прошел в радиоаппаратную и послал радиотелеграмму с сигналом «SOS» (сигнал бедствия — «Спасите наши души!») и указанием долготы и широты, на которых находилась лодка.
Весь экипаж подводного судна был в тревоге. Электричество горело тускло. Становилось тяжело дышать. Кислород был на исходе. Надо было во что бы то ни стало подняться на поверхность океана, но густые водоросли цепко держали свою добычу…
Старики Тернип, хватая воздух широко открытыми ртами, лежали на полу. Молодые чувствовали себя немного лучше.
Лампы были готовы погаснуть каждую минуту от недостатка тока…
— Остается единственное средство, — сказал Гатлинг, — выбраться наружу через люк для торпед и попытаться ножом расчистить путь среди водорослей. — И он взял нож. — Попытаюсь сделать это…
— Вы с ума сошли, Гатлинг. С вашей рукой…
— Это невозможно! — послышались и другие голоса. И все переглянулись, как бы ища, кто бы взялся за это рискованное предприятие.
— Вот что, Гатлинг, — неожиданно выступил Симпкинс, — вы спасли мне жизнь, и я у вас в долгу. Я берусь за это дело. Не прекословьте. Здесь нет никакой жертвы. Ведь, в конце концов, если уж умирать, так не все ли равно где. Дамы могут отвернуться! — Быстро раздевшись и вооружившись ножом, он сказал: — Я готов! Если через двадцать минут субмарина не поднимется на поверхность — значит, я погиб!
Быстро отвернули внутреннюю крышку люка, Симпкинс пролез в узкую трубу, крышку завернули, и одновременно автоматически открылась внешняя крышка…
Симпкинс исчез. Потянулись томительные минуты ожидания.
А Симпкинс в это время, как невиданная торпеда, вылез из бока подводной лодки и, цепляясь за водоросли, стал быстро работать ножом. Почувствовав, что ему не хватает воздуха, он всплыл на поверхность, отдышался и вновь нырнул в зеленоватую морскую глубину. Работа подвигалась медленно.
Все короче были периоды пребывания под водой, все дольше приходилось отдыхать на поверхности…
В полумраке субмарины задыхались люди и с искаженными покрасневшими лицами напряженно смотрели за минутной стрелкой часов…
Десять… Пятнадцать… Семнадцать… Девятнадцать… Двадцать… Двадцать пять… Двадцать шесть… Кончено…
Половина экипажа была в полуобморочном состоянии… В лампах светился только красный огонек, как потухающий уголь. Слышались стоны. Люди хватали себя за грудь; одни катались по полу, забивались в углы под мебель, другие лезли вверх, громоздясь на столы и стулья, и искали жадными, раскрытыми, как у рыбы на берегу, ртами хоть глоток свежего воздуха. Глаза выкатывались из орбит. Холодный пот покрывал лоб. Но воздух везде был отравлен.