Абарат (пер. Л. Бочаровой)
Шрифт:
— О, боже... — выдохнула она.
Клепп подошел и встал к ней вплотную, следя за ее взглядом.
— Знаешь это место?
— Еще бы. Я жила неподалеку, в Цыптауне.
Она принялась разглядывать следующее фото. На нем был изображен причал, появившийся невесть откуда, когда ей удалось вызвать море Изабеллы. Фотография была сделана в прежние, исполненные суеты и, возможно, счастливые времена. На причале во множестве собрались самые разные люди: дамы в пышных длинных платьях, господа в цилиндрах и темных костюмах, с тросточками в руках, а также одетые попроще портовые рабочие и матросы в форменных блузах. У края
Корабль! Посреди Миннесоты! Даже теперь, после того как Кэнди самой случилось пройти по этому причалу и спрыгнуть с него в море, сама мысль о подобном казалась ей невероятной.
— Вы не знаете, когда был сделан этот снимок? — спросила она у Клеппа.
— По вашему летосчислению, это был год тысяча восемьсот восемьдесят второй, если не ошибаюсь.
Сэмюель приблизился к третьему из снимков, где были видны противоположный край причала и участок набережной с несколькими двухэтажными зданиями — лавками, в которых, судя по вывескам, продавались канаты и сети, и таверной.
— Вот это мой прапрадед, — сказал Клепп, указывая пальцем на одного из запечатленных на фотографии мужчин.
Сходство его с Клеппом сразу бросалось в глаза.
— А леди рядом с ним?
— Его жена, Вида Клепп.
— Какая красавица!
— Она оставила его на следующий день после того, как была сделана эта фотография.
— Правда?
Кэнди вдруг подумала о Генри Мракитте, которого тоже бросила жена, после чего мысли его устремились к Абарату.
— И где она потом жила? — спросила Кэнди.
— Вида Клепп? Никто этого не знает. Сбежала с каким-то закраинским молодчиком, и поминай как звали. Этим она разбила сердце моему прапрадеду. Он с тех пор только однажды вернулся в Аппорт...
— Аппорт? Так называлось это место?
— Верно. Это был самый крупный из портов, где швартовались самые большие корабли из Абарата. Клиперы и шхуны.
Кэнди невольно вспомнилась мисс Шварц, требовавшая, чтобы каждый ученик собрал по десять интересных фактов о Цыптауне. «Ну а как вам такие факты, мисс?» — подумала Кэнди. Она дорого дала бы за возможность показать эти снимки злюке учительнице и полюбоваться на ее физиономию.
— Всего этого, разумеется, уже нет, — сказал Сэмюель.
— Кое-что осталось, — возразила Кэнди. — Этот причал я видела своими глазами и даже прошла по нему. — И она постучала кончиками ногтей по стеклу, за которым помещался снимок. — Маяк тоже пока существует. А все остальное — лавки и таверна — скорее всего рассыпалось от старости в труху.
— Какая там труха! — помотал головой Клепп. — Как я уже говорил, мой прапрадед побывал там еще один раз.
— Помню, говорили.
— И стал свидетелем сожжения Аппорта.
— Сожжения?!
— Вот посмотри.
Сэмюель подвел Кэнди к предпоследнему из снимков на стене. На переднем плане фотографии угадывалось какое-то судорожное движение, запечатленное далеким от совершенства старинным аппаратом, отчего все фигуры и лица выглядели смазанными. А дальше... Дальше были отчетливо видны горящие здания у причала. Снопы огня вырывались из дверей и окон, и несколько человек на краю причала грустно смотрели на буйство огня, которое невозможно было укротить. Но неужели никто даже не пытался остановить пожар?
— Так это был поджог?
— Не совсем. И не несчастный случай. Это было умышленное уничтожение
— Не понимаю, кто и зачем мог это сделать.
— Ну так слушай. Как я тебе уже говорил, Аппорт служил для торговцев с наших островов своего рода вратами в Иноземье. Корабли прибывали туда один за другим, порой у причала стояло под разгрузкой больше десятка парусников разом. Они доставляли из Абарата вина и специи. Ну и рабов, конечно.
— А жители порта знали, откуда к ним привозят рабов? — недоверчиво спросила Кэнди. — Известно им было про Абарат?
— А как же! Во всяком случае, тем из них, кто имел отношение к торговым сделкам. В вашем мире существовал избранный круг коммерсантов, которые с необыкновенной выгодой вели дела с купцами из Абарата. Они хранили это в секрете, иначе им житья не стало бы от конкурентов. А из Иноземья в Абарат импортировали произведения искусства, некоторые растения и животных. Это тоже было чрезвычайно выгодно.
— Зачем же тогда было уничтожать порт?
— Причиной всему стала человеческая жадность, — вздохнул Сэмюель. — Всем хотелось заграбастать как можно больше денег. И абаратские купцы в нарушение всех запретов стали ввозить к вам предметы, которые не должны были покидать пределы островов. Из монастырей и даже из склепов стали похищать магическую утварь и продавать ее по немыслимым ценам у вас в Иноземье. Этому надо было положить предел. Наш народ перенимал все дурное из вашего мира, и, по-видимому, наоборот. Из-за этого было много прений и разногласий. Дело дошло и до убийств. Думаю, виноваты были обе стороны, но мой прапрадед считал, что всю ответственность за это положение дел следовало возложить на Иноземье, мир, где царили коррупция и падение нравов. Он утверждал на страницах «Альменака», что даже святые, окажись они там, свернули бы с пути истинного. Однако у него, что и говорить, были причины так люто ненавидеть ваш мир, лишивший его жены. Хотя старик был во многом прав: торговля между Абаратом и Иноземьем дурно влияла на всех, кто был к ней так или иначе причастен. На купцов, на мореходов, а может, даже и на тех, кто покупал заморские диковины.
— До чего жаль, что так вышло! Клепп согласно кивнул:
— Еще бы не жаль! Однако было принято решение положить конец всем торговым связям. Чтобы ни рабы, ни магические предметы из Абарата не попадали больше в Иноземье.
— Тогда-то и сожгли порт.
— До основания.
Клепп, а за ним и Кэнди придвинулись к последней из фотографий на стене. Перед ними предстала картина окончательной гибели Аппорта. Над угольно-черными остатками портовых строений вился дымок. А по уцелевшему причалу спешили люди, которые торопились подняться на борт клипера.
— Последний из абаратских кораблей, отплывающий из Иноземья, — сказал Сэмюель. — Среди пассажиров был и мой прапрадед. Это последний снимок, который он сделал в вашем мире.
— Ну и чудеса! — Кэнди развела руками. — Кто бы мог подумать! Но смотрите, — она указала на маяк, видневшийся на заднем плане снимка. — Почему же пощадили маяк? Он ведь целехонек!
Клепп пожал плечами.
— Кто его знает? Может, кто-то из твоих соотечественников заплатил, чтобы его не поджигали, в надежде, что рано или поздно торговые отношения возобновятся. Или те, кто уничтожал порт, решили, что маяк и сам рано или поздно развалится, ни к чему попусту тратить на него время и силы.