Аббатство Теней
Шрифт:
— Татуировки джен-теп. Кого они заботят?
Но она и остальные столпились вокруг меня.
Я сосредоточил волю на татуировке дыхания. Было достаточно темно, чтобы заметить ее патетически тусклое сияние.
— Вот что происходит, когда маг втягивает в себя одну из основных форм магии.
— Мы знаем, как работает магия джен-теп, — сказала Диадера. — Все мы видели, как Сутарей это делает, и непохоже, чтобы раньше или позже на большинство из нас не охотился один из ваших людей.
— Посмотри на вторую
Бателиос протиснулся вперед, чтобы присмотреться повнимательней. У меня было ощущение, что такое для него в новинку. Жаль, потому что это означало: в его первую настоящую встречу с культурой джен-теп будут входить семьдесят семь военных магов.
— Эти знаки, — сказал он, показывая на медные иероглифы моей татуировки огня, но стараясь не прикасаться к ним. — Они выглядят… неправильно.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Сутарей. — Ты же ничего не знаешь о татуировках джен-теп.
Здоровяк покачал головой:
— Не знаю. Они просто выглядят… губительными.
— Это перевернутые иероглифы, — объяснил я. — Часть того, что мы называем связыванием контрмагией. Она мешает мне пользоваться этими формами магии.
— А что случится, если ты попытаешься? — Азир спросил, подойдя ближе. — В смысле изо всех сил?
Хороший вопрос. Поскольку связывание контрмагией считается необратимым, я никогда не удосужился проверить, так это или не так.
— Вероятно, ничего не случится, — сказал я, но черт знает зачем послал свою волю в татуировку.
Сначала ничего не произошло, но этого следовало ожидать. Люди думают, что напряжение воли похоже на концентрацию. Мой старый мастер заклинаний шутил, что новички всегда выглядят так, будто страдают запором, потому что путают напряжение воли со сжатием ягодиц. Но напряжение воли — совсем другое. Трудно объяснить, что именно, поэтому на обучение могут уйти годы. Чтобы заставить татуировку искриться, требуется не то чтобы пытаться мысленно что-нибудь толкать или тянуть. Путь джен-теп — это Путь Власти. Контроля. Возобладания. Вы не подчиняете магию своей воле; вы требуете, чтобы она склонилась перед вами. Среди всего прочего для этого требуется поверить, что такое возможно.
Впервые с тех пор, как я покинул свой народ, я заставил себя поверить, что могу быть магом. Я послал свою волю в татуировки железа, огня, шелка, песка и крови, нащупывая ту, которая мне подчинится. Сперва ничего не произошло, но, вернувшись к татуировке огня, я почувствовал нечто вроде зуда — не такого, какой чувствовал в тот день, когда впервые зажег татуировку дыхания. С крошечным проблеском надежды я удвоил и учетверил свои попытки. Если бы здесь был мой старый мастер заклинаний, он бы гордился мной — и был бы удивлен тем, как идеально и полностью я контролирую татуировку огня.
А потом случилось это. Зуд превратился
— Келлен! — Диадера схватила меня за плечи. — Что случилось? Скажи нам, что делать!
— Вы ничего не можете сделать, — неловким напряженным голосом сказала Сутарей. — Вот что означает быть связанным контрмагией.
Я ослабил волю, и боль начала исчезать. Никакая магия ко мне не явилась, во всяком случае, такая, какую я мог бы использовать.
— Все еще больно? — спросил Азир.
Я покачал головой. Я не мог заставить себя заговорить.
— Тогда почему ты плачешь?
— Оставь его в покое, — сказала Сутарей.
Турнам — наверное, все еще раздраженный тем, что Нифения не поддалась его чарам, — не был таким понимающим.
— И что тут такого? Ты ведь и раньше знал, что тебя связали контрмагией, так? Поэтому тебе никогда не стать большим магом, как твой папочка. И кончено дело.
Сутарей положила руку ему на грудь и осторожно оттолкнула.
— Он только что узнал, что если бы родители не связали его контрмагией, он мог бы стать магом огня.
— Мне жаль, Келлен, — сказала Диадера.
Она опустилась рядом со мной на колени и положила руку на мою левую щеку, коснувшись пальцами отметин вокруг моего глаза.
— Тебе нужно побыть одному? Я могу попросить остальных на некоторое время уйти.
— Нет, — молча ответил я с помощью нашей теневой связи. — У нас нет на это времени.
Турнам был прав. Ничего на самом деле не изменилось. Раньше я не мог использовать магию огня и теперь не могу. Просто то маленькое мерцание, которое я почувствовал, — крошечное обещание, что могло бы быть нечто большее, если бы меня не связали контрмагией… Оно вернуло все разбитые мечты, которые, как я думал, оставил позади.
Диадера, прикасаясь ко мне, глубже вошла в мои мысли.
— Возможно, это знак, Келлен. Может, пришло, наконец, время отбросить все это. Перестать быть отчасти джен-теп, отчасти аргоси, отчасти всем, кроме одного, кем ты на самом деле являешься: Черной Тенью.
Она наклонилась и поцеловала меня в щеку. Тепло ее губ на моей коже, ощущение близости, не только физической, но некой связи между нами — все это сбивало с толку и опьяняло. Мне хотелось большего.
Я встал и встряхнулся.
«Несколько часов назад ты решил, что влюблен в Нифению. Теперь ты возбуждаешься и беспокоишься из-за Диадеры. Выясни, кто ты, прежде чем разрушить чужую жизнь».
— Я в порядке, — сказал я остальным. — Боль была хорошим напоминанием.
— Хорошим напоминанием о чем? — спросил Турнам.