Абхазская повесть
Шрифт:
– Спасибо, обязательно зайду! – поблагодарил Сергей Яковлевич.
Попрощавшись, он пошел к автобусной остановке и, садясь в автобус, увидел Хангулова, разговаривающего с милиционером.
Шофер с сумкой и рулоном билетов получил с него деньги за произд и закричал на всю улицу:
– На Сухум, на Сухум, чкара, чкара – скорей, скорей, сейчас поедем.
Проработав всю ночь над документами, Обловацкий вернулся в гостиницу и лег спать. Отрогов с Чочуа находились в Афоне, и ему никто не мешал.
Утром
– Ты Сергей? – спросил вошедший.
– Я!
– Мы к тебе, Ашота знаешь?
– Заходи, заходи, – обрадовался Сергей Яковлевич. – Принес?
Неизвестный внимательно осмотрел комнату и, немного помедлив, сказал:
– Принес, сейчас будет! – и вышел в коридор.
Выйдя на балкон, Обловацкий заметил Пурцеладзе, сидевшего напротив гостиницы. Увидев Обловацкого, он кивнул головой и закрылся газетным листом.
Услышав стук открываемой двери, Сергей Яковлевич вернулся в комнату. В дверях стоял его новый знакомый. Через плечо у него была переброшена плотно набитая переметная сума – хурджин. Гость положил хурджин на пол и сел у круглого стола.
– Ну, показывай, что принес, – сказал Сергей Яковлевич, деловито потирая руки.
– Коверкот принес, бостон принес, индиго, – нараспев ответил он.
– Как тебя зовут? – спросил Обловацкий.
– Васо.
– Ну, выкладывай товар, Васо.
– Ты дверь закрой, пожалуйста, – попросил гость, – потом покажу. Сам знаешь, разные люди ходят!
Закрынв дверь на ключ, Обловацкий подошел к столу, на котором уже лежали два отреза – темно-синий и коричневый.
Обловацкий не очень хорошо разбирался в материале, но все же увидел, что отрезы посредственные.
– Э, да такие отрезы продаются у вас во всех сельпо. А что, получше нет? – спросил он разочарованно.
– Не нравится? Ну тогда смотри вот это. – Васо достал из хурджина отрез отличного индиго.
– Вот этот я возьму. А серого нет?
– Есть и серый.
Как заправский купец, Васо вытащил и развернул новый отрез.
Немного поторговавшись для виду, Сергей Яковлевич заплатил и спрятал покупки в чемодан. Васо уложил оставшиеся отрезы в хурджин.
– Носить будешь – вспоминать будешь, девушки любить будут. Ну, до свиданья!
– Спасибо, – поблагодарил, провожая его, Обловацкий.
Закрыв за своим гостем дверь, Сергей Яковлевич вышел на балкон. Посмотрел вниз, увидел, как из подъезда вышел Васо с хурджином на плече, немного постоял и осмотрелся. С одной из скамеек поднялся духанщик Ашот и подошел к нему. Сказав толстяку что-то, Васо, не оглядываясь, быстро пошел по улице. На некотором расстоянии от него сзади шел Ашот. Скамейка, на которой сидел Пурцеладзе, была пуста. Все было в порядке! Сергей Яковлевич улыбнулся и вернулся в комнату.
15
Ночью Дробышев внезапно проснулся. За окном, совсем рядом, в кустах орешника, заплакал шакал. Видимо, это был щенок,
В комнате стоял полумрак, но, взглянув на окно, Федор увидел через полуоткрытые ставни залитые лунным светом кроны деревьев. К одинокому шакальему голосу присоединился второй, более окрепший, а потом их уже звучало несколько.
Дробышев посмотрел на сидевшую в кресле Этери. Положив под голову руку, она спала. Федор осторожно тронул ее за плечо. Она вздрогнула, еще не очнувшись окончательно, открыла глаза и растерянно оглянулась.
– Откройте окно, Этери, – попросил Федор.
– Но доктор сказал не открывать, – нерешительно возразила она.
– Откройте, откройте, хоть ненадолго, – настойчиво повторил он.
Она встала и распахнула окно. И сейчас же от стены к кустам, пригибаясь, побежал человек. Метнулась тень, зашелестел кустарник, и все стихло.
Запахи и звуки ночи вошли в комнату. Облокотившись на подоконник, Этери смотрела в сад, освещенный холодным, мертвящим светом. Вой шакалов то затихал, то возобновлялся, и от этого становилось тоскливо и страшно.
– Я закрою! – сказала она, повернулась к Дробышеву, не ожидая ответа, закрыла ставни и села в кресло.
Федор долго не мог уснуть.
Утром к нему приехал Чиверадзе. Отослав Этери и усевшись в кресло, он посмотрел на Федора.
– Ну как, разговаривать сможешь?
– Могу!
– Тогда давай поговорим. Когда устанешь – скажи.
– Хорошо!
– В Гульрипше Акопянов полно. Но это был, видимо, Христо! Старый знакомый, но мы его знали только как контрабандиста. Кстати, вчера Обловацкий купил у его брата Васо два английских отреза. Ясно, что отрезы старого черта. Васо только передатчик. Оказывается, Ашот, ты его знаешь… – Заметив удивленное лицо Федора, Иван Александрович повторил: – Да, знаешь! Он духанщик в Гульрипше. Так вот, он опять сдружился с Акопяном. Этот Ашот и предложил отрезы Обловацкому.
– Вы не находите, что связь Эмхи с Акопяном наводит на интересные предположения? – взволнованно спросил Дробышев.
– Связной? Это наше общее мнение. Теперь становится ясно, что подводную лодку должен был встречать Христо. Неужели мы прозевали и с лодки был выгружен груз? И эти отрезы тоже оттуда.
– Что делает Строгов?
– Он и Чочуа уже несколько дней в Афоне. Даур мне звонил, что они разделились. Строгов – отдыхающий инженер – в Афоне, а Чочуа крутится в окрестных селениях.
– Ну и как?
– Дня через два приедет, тогда узнаем обстановку.
– Как с настоятелем?
– Решение о высылке его из погранзоны принято, но я задержал исполнение. Ты догадываешься почему?
– Думаете, что он чем-нибудь выдаст себя и тогда так легко не отделается?
Чиверадзе утвердительно кивнул.
– Передатчик молчит?
– Молчит. Возможно, его перебазировали в другое место.
– Иван Александрович, что говорит Шервашидзе? Когда я поправлюсь? И поправлюсь ли когда-нибудь?