Аборт
Шрифт:
— Не, ну красиво! Красиво же. Класс. Пацанам покажу, обалдеют! Хорошо, посветили, а то вспышка у меня слабая совсем, — кровожадно, вкрадчиво и возбужденно бубнил за моей спиной юноша.
Я оглянулся. Судя по губам, он вообще молчал. Он просто ходил, приседал, поднимался, искал выгодный ракурс для камеры своего мобильника. Но я слышал его голос. Поганый, надо сказать, гнилой какой-то. Я подошел к нему совсем близко и перекрыл кадр.
— Да что такое! — пробормотал он, — бликует, зараза. Говорили ж, бери Нокию восемьдесят вторую, у нее камера чума просто! Нет, Самсунг взял. Типа дешевле.
— Подожди! — сказал я и положил руку ему на плечо. Сделал я это по одной причине — малолетний скот мне совсем не понравился.
Парень удивленно посмотрел на мою руку и поежился.
— Что-то подуло. Поеду, не буду ждать, — сказал он, не разжимая губ, повернулся и пошел к своей Тойоте Королле, которую он небрежно бросил на обочине в погоне за редким кадром.
— До встречи! — усмехнулся я ему в спину.
Он остановился, резко повернулся и посмотрел мне прямо в глаза. Несколько секунд парень сверлил меня непонимающим взглядом, потом поднял сотовый и тщательно сделал снимок.
— Необъяснимо — но факт! — сказал я и помахал рукой. Правда, я не успел, и сделал это уже после щелчка.
— Туман, что ли… — пожал плечами юный охотник за привидениями, немедля сел в машину и уехал.
Резко захотелось курить, что было более чем странно. Дело в том, что я уже года четыре как бросил и фактически не вспоминал об этой гнусной привычке. А тут захотел. Может быть, потому, что, наконец, у меня освободились руки, которые все время что-то подписывали, рулили, печатали, считали и, главное — набирали телефонные номера без передышки. Перед смертью я работал в таком темпе, что физически не мог сесть и закурить. Ну, или по крайней мере, для этого надо было иметь еще одну конечность.
Я даже помнил, как заставил себя бросить. Каждый час курильщик тратит от пяти до десяти минут на сигареты. Во время совещаний и того больше. Во время авралов неизмеримо больше. Три пачки в день у сильно загруженного человека — нисколько не предел. Но тот, кто не курит, получает в час дополнительные, драгоценные десять минут. Во время совещаний он думает, а не травится. Во время авралов он дышит, а не умирает от никотина. Десятки минут складываются в месяцы и годы, некурящие партнеры с удовольствием тебя обоняют, а курящие неизменно спрашивают разрешения закурить. Ты им, конечно, разрешаешь. Не потому что тебе приятен дым, а потому что теперь человек тебе будет обязан. Немного, невесомо, но обязан. У тебя нет желтых пятен на указательном и среднем пальце, у тебя нет на столе чудовищной пепельницы с идиотским дизайном, женщины без вопросов садятся в твое авто и не отвлекаясь на ерунду, с удовольствием тебя целуют. Скорость жизни возрастает, как и ее качество. И всего только надо не курить.
Я жестоко отболел с неделю, дрожа и захлебываясь слюной, пересмотрел все найденные в Интернете документальные фильмы про болезни легких, а потом еще месяц выкидывал вещи, оказавшиеся невозможными.
Все, что у меня было из шерсти — свитера, джемперы, пуловеры — воняло так, что нельзя было терпеть. Чехлы из машины я выкинул, срывая ногти и долго пылесосил сидения. Помогло лишь отчасти, а полностью запах
Отчетливо понимаю лишь одно — здоровье тут было на распоследнем месте, а то и не учитывалось мною вообще. Его Величество Время. С его мимолетной акульей улыбки начиналась жизнь. И может быть в начале было не Слово, а Время? Ведь даже Слово длится…
Сейчас я мог себе позволить курить. Напрочь забытый никотиновый голод проник в кровь, или что теперь у меня было вместо нее?
Вокруг Камаза и того, что отдыхало под ним, народу было человек двадцать. Гибддшники в светоотражающих своих мушкетерских одеяниях, пара-тройка явно служивых в штатском, окруживших шофера, кучка зевак и почти ненужные медики. Последние приехали раньше спасателей с их дисковыми пилами и суперножницами, посветили в глаза водителю грузовика, заставили его поводить глазами навроде детских ходиков, после чего щедро залили его физиономию сначала прозрачным, а потом, несмотря на его протесты, ярко-рыжим раствором.
Ждали экипаж Службы спасения. Я обошел всю разношерстную компанию и выбрал мужика, сидящего в своих шестых Жигулях метрах в двадцати от эпицентра. Он максимально сместился на обочину, с удовольствием бросил руль, потянулся, обошел машину, пересел на место пассажира, открыл настежь дверь и основательно закурил. То, чем он дымил, было настолько зверским, что большинство насекомых умирало на лету, не успев понять, в чем закавыка.
Так как опыта загробной жизни у меня отродясь не было, то я решил не мудрить, а действовать.
— Сигареткой не угостишь? — спросил я, выйдя, как и положено призраку, из ниоткуда.
Мужик встал, бросил пачку незнакомых мне табачных изделий на крышу автомобиля, сверху положил зажигалку, перешагнул через ограждение и стал доставать из широких штанин дубликатом бесценного груза.
— Спасибо! — сказал я, закурил и немедленно закашлял. — Крепкие! Что за марка такая?
— Кто б прочитал еще, — буркнул тот, щедро поливая бурьян, — сын привез, французские…
— Ну да. Эти могут. Не хуже кубинцев…
Мужик вернулся, сел прямо на стальное ограждение лицом в поле и изрек:
— В ногах правды нет.
— Это да, — согласился я и сел рядом.
У задумчивого мужика была одна странность — когда он говорил, слова почти точно совпадали с движение губ, чего, например, у специалиста по трагедиям я не заметил.
— В закрытом похоронят, — уверенно сказал любитель Франции.
— Думаешь? — спросил я.
— Да там и думать нечего. Смяло так, что фарш один. Заснул, поди?
— Ага, — осторожно затянулся я.
— Это бывает. Я тоже раз отключился. Но трасса ровная была, по две полосы в каждую сторону. В общем, проснулся я уже на обочине встречки. Но очнулся. И сразу по тормозам.
— Страшно было? — спросил я.
— Сразу — нет. А через час мандраж такой наступил, что встал на постой в гостинице придорожной какой-то и до утра трясло. Накроюсь одеялом и как начну в голове картинки гнать… Плюну, встану, пойду на улицу курить. Вернусь, опять под одеяло и опять эти мультики. Часа в три в очередной раз вышел, а там дальнобойщики что-то отремонтировали у своего коня и решили по очереди отметить.