Абрамка
Шрифт:
– Ну что? – отрывисто спросила она.
Я усмехнулась: как будто она посылала меня в магазин за кефиром.
– Его не было.
– Что ж ты так долго? – недовольство её возрастало. Мне показалось, что сейчас она прибавит что-то вроде: «Тебе ничего поручить нельзя, хоть самой иди».
– Ждала, – ответила я.
Мать отвернулась к плите.
Мне хотелось спросить о Лизе. Но, не зная, чем может обернуться мой вопрос, я решилась подождать подходящего момента, а пока выпить чаю. Я рассчитывала, что мать сама заговорит. Но мать молчала.
Наконец чай был выпит, а
– А где Лиза? – как можно беззаботнее спросила я. – Почему она не ужинает?
Мать, не оборачиваясь, чему-то усмехнулась.
– Наужиналась…
– Вы ужинали? – притворно удивилась я.
– Она здесь больше ужинать не будет, – объявила мать. И по её тону, и голосу было понятно, что она необыкновенно довольна собой.
– Почему? – снова притворилась я.
– Значит, так! – наконец-то мать повернулась ко мне, уперев руки в боки. – Здесь вам не малина и не притон. И я в своём доме никому не позволю устраивать преступные сходки! Понятно? И убийц я у себя селить не стану! Не ста-ну!.. Это ж надо… Мальчика убить… больного! Это кем же надо быть!.. А меня-то чуть до смерти не довела!.. Я такие вещи не прощаю!.. И передай им, что они свиньи! Московские свиньи! – на последних словах мать сошла на визг.
– Кто свиньи? Кому передать?
– Все они! И Ольга Петровна, и Татьяна Петровна, и Лизка ихняя… Все свиньи!
– Почему московские?
– А как же? – удивилась мать. – Эта колодница-то давно в Москве. Как сбежала с тем проходимцем…
– А Ольга-то с Татьяной при чём?!
– Да как при чём… – возмутилась мать. – Они родня, одним миром мазаны! Они и Лизку свою привечают – душегубицу… охлынщицу… вшивую биржу!.. Одна шайка! Я и не удивлюсь, что это они её подучили-то… чтоб меня только извести…
Мать, по своему обыкновению, несла ужасную чушь. Но весь её вид кричал о том, что ей необоримо хочется разогнать всех злодеев, провозгласить что-нибудь и навести кругом себя идеальный порядок. И всё упирается лишь в то, где взять злодеев и что бы такое провозгласить. Конечно, проще всего в этом случае обидеться.
Я дождалась, когда мать отвернётся к плите, и, ни слова не говоря, выскользнула из кухни.
Мне нужно было увидеть Лизу…
Постучав и дождавшись Лизиного приглашения, я вошла во флигель. Лиза в каком-то смешном, старомодном сарафанчике с крылышками на бретельках сидела на кровати, ссутулившись и сложив по-турецки ноги.
– Входи, – безучастно повторила Лиза своё приглашение и отвернулась от меня к окну, располагавшемуся как раз напротив входа.
Флигель наш богат всего лишь одной вытянутой от двери к окну комнатой. Впрочем, довольно большой. По левой стороне от входа стоит кровать, маленький письменный столик и старая софа. По правую – секретер и ещё софа.
– Можно сесть? – спросила я у Лизы.
– Да, – она недоуменно дёрнула плечом, точно удивляясь, зачем я спрашиваю.
Я присела на софу напротив. Лиза не сводила глаз с окна. Рассматривая Лизу, я подметила, что она удивительно вписывается в обстановку. Ни царские покои, ни роскошные наряды не пошли бы к ней так, как её сарафан и железная койка,
– Ну как ты? – тихо спросила я.
Лиза снова дёрнула плечом.
– Хорошо, спасибо.
– Что тут было?
– Ничего…
– А мать?..
– Твоя мама говорит, что это я убила, – помолчав немного, сказала Лиза.
– А ты что?
– Я сейчас соберусь и пойду к тёте Оле… а там уеду…
– Нет, я про то, что убила…
– Я никогда и никого не убивала, – спокойно отозвалась Лиза и повернулась наконец ко мне.
Пока она смотрела в окно, я старалась перехватить её взгляд и беспокоилась, оттого что не вижу её глаз. Но стоило Лизе повернуться и спокойно взглянуть на меня, как беспокойство моё возросло. Под её взглядом я смутилась и начала ёрзать.
– Ты что же, думаешь, это он сам? – спросила я.
– Я ничего не думаю, потому что ничего об этом не знаю, – так же спокойно проговорила Лиза.
– А я знаю, – тихо сказала я. Мне снова захотелось поразить Лизу, произвести на неё впечатление.
Я всё ждала, что она начнёт выспрашивать, но она молчала и разглаживала сарафан у себя на коленях. И мне вдруг показалось, точнее я поняла, что Лиза всегда была где-то очень далеко от меня, гораздо дальше архангельской деревни или даже Америки, там, куда мне нет доступа. И меня охватила какая-то жгучая зависть – до тоски, до злобы. И недавняя жалость к Лизе сменилась злорадством и садистским желанием жестокости.
– А знаешь, Лиза, кто убил-то? – оскалилась я.
– Нет… – Лиза удивлённо подняла брови. – Откуда же мне знать…
– Я! Лиза…
Вскочив зачем-то с места, я расхохоталась. Мне было не смешно, но я хохотала как безумная. Больше всего на свете мне хотелось тогда испугать Лизу, хотелось насладиться сполна подстроенной мною же пакостью.
Лиза внимательно и несколько удивлённо следила за мной.
– Зачем? – вдруг совершенно спокойно спросила она.
Меня задело, что она не усомнилась в моих словах и как-то сразу приняла их на веру.
– Не знаю, Лиза! – вскричала я. – Не знаю… Из-за тебя, может… Из-за Ильи, из-за Абрамки, из-за меня самой…
И, помолчав немного, добавила:
– Скучно, Лиза.
И уселась обратно на софу.
Мне, правда, вдруг сделалось скучно. Но главное, страшно. Именно в тот момент я поняла, что в действительности я пришла к Лизе потому только, что меня давно уже перестала забавлять подстроенная пакость.
– Зря ты, – сказала Лиза.
– Понятно, зря… – усмехнулась я, но тут же сообразила, что Лиза говорит о другом.
– Зря ты так себя выворачиваешь, – пояснила Лиза.
– Как это… «выворачиваешь»?
– Ты свою изнанку за лицо принимаешь. Вот и всё. Вот и вся ты. Оттого и скучно.
– Не понимаю я тебя, – вздохнула я. – Всё, что ни скажешь – ничего не понимаю.
Лиза дёрнула плечом и отвернулась к окну.
– Что же… ты и в суд на меня не подашь? – точно, надеясь на что-то, спросила я после короткой паузы.
Лиза усмехнулась.
– Я-то уеду. Тебе с этим жить. Ты сама на себя в суд подала.