Абсолютно ненормально
Шрифт:
Я улыбаюсь, рассматривая его профиль. На него приятно смотреть: симпатичный подбородок с ямочкой и прямой нос со слегка вздернутым кончиком. Его отец, может, и фашистский диктатор, но, очевидно, с хорошими генами.
– А какой у тебя? – спрашивает Вон.
– Ленивец, – выдаю я ответ, заготовленный более десяти лет назад.
Он громко смеется, прыская пивом по сторонам.
– Вот умора. Прекрасный патронус. Милый, сонный и очень занимательный. Да, ты ленивец, Иззи О’Нилл.
Я усмехаюсь, не в силах сдержаться.
– Хорошо… что же еще рассказать о себе? – размышляет он, оглядывая сад, словно ожидая божественного озарения.
Он
А затем на его лице мелькает удивление, словно какая-то мысль впервые пришла ему в голову, и он говорит:
– О, я знаю. Я девственник, ха-ха-ха.
???[Да. Не то, чего я ожидала. Я дам тебе несколько минут, чтобы переварить это. …Ты в порядке? Отлично, ты пришла в себя быстрее, чем я.]
У меня нет/ноль/нихт/nada/ни капли проблем с тем, что он девственник, просто я совершенно не ожидала такого сюжетного поворота.
Поэтому со всей заботой и проницательностью говорю:
– О-о-о. – Затем повисает неловкое молчание, и, собравшись с мыслями, я добавляю: – Почему ты сказал это мне, а не кому-то другому? Мы никогда не разговаривали до этого вечера, хотя уже знаем патронусы друг друга. Как ты можешь доверять мне? Ну, полагаю, это же секрет.
– Ты мне нравишься, Иззи, – пожимая плечами, говорит он. – Ты забавная и все такое. Но я вижу, что ты напрягаешься рядом со мной. Вот и сказал тебе о личном в надежде показать, что я не такой придурок, как все думают.
Я считаю его логику корявой, потому что я могу оказаться мстительной психопаткой и растрезвонить всем об этом. Конечно, я не стану этого делать, но откуда он знал, что я не настолько ужасна? Кроме того, можно быть и девственником, и придурком, поэтому все это не укладывается в моей голове.
– Спасибо, Вон. Я чувствую себя… польщенной? Так говорят?
Он улыбается и молчит.
И, по большей части потому, что не знаю, что сказать или сделать, я залпом допиваю пиво, а затем целую Вона. Да, я провоцирую его, но мне и самой хочется. И это оказалось ошибкой. Ведь если ты хоть однажды выпивала за раз три четверти стакана газированной жидкости, то знаешь, что произойдет дальше.
*отрыжка*
Че-е-е-е-е-ер-р-рт…
Я отстраняюсь, и мои щеки загораются так, что могут посоперничать с огненной магмой вулкана Этна.
Очередной поворот сюжета: Вон не ведет себя как задница, а просто смеется и говорит:
– Полагаю, теперь мы оба знаем что-то стыдное друг о друге.
Я собираю всю свою серьезность, удивляясь, что способна на это в данной ситуации.
– Быть девственником не стыдно, Вон. Ты же знаешь?
– Расскажи это парням из баскетбольной команды.
А потом он снова целует меня, и это совсем не ужасно. На самом деле это приятно, действительно приятно, к тому же он пахнет свежестью, а его губы настолько мягкие и сладкие, Иисус из Назарета…
Ты знаешь, что будет дальше. Да, я забираю его девственность на скамейке в саду.
Совет Иззи О’Нилл: никогда не исполняй такой трюк.
12:42
Бэтти, как настоящая спасительница, только что постучала в мою дверь с бутербродом с беконом и стаканом апельсинового сока с мякотью, а затем потребовала подробностей вечеринки. Я рассказала ей сокращенную версию. Она так сильно смеялась, что, наверное, заработала себе грыжу. [Многим, наверное, покажется странным,
[Оглядываясь назад, я думаю, что, возможно, в секс-скандале есть доля вины моей бабушки.]
Так вот. Помнишь Карсона Мэннинга? Горячего-не-в-пугающем-смысле шута класса, который любит рисовать альпак? Да, его.
Когда мы с Воном вернулись в дом, мы не выглядели, как в тех фильмах, где по одному только виду можно понять, что люди только что занимались сексом. Из моих волос не торчали веточки, а колени не были испачканы землей.
Как и Вон тридцать секунд назад, вечеринка, судя по всему, достигла кульминации: несколько человек спят по углам, примерно столько же подпирают шкафчики на кухне, а из колонок доносятся мягкие переливы регги, которое я не ненавижу. Стекла в окнах запотели так, что ничего не разглядишь, а пол усеян пластиковыми стаканчиками.
Я скрываюсь, чтобы найти Дэнни (черт возьми, Дэнни!) и Аджиту, оставив Вона на кухне с Бакстером и несколькими баскетболистами. Я благодарна Вону, что он не делает ничего непристойного перед моим уходом. Ну, типа не сжимает мою задницу. Романтика в стиле «улюлюканья строителей» меня совсем не прельщает. Понимаю, что некоторым это покажется необоснованным и абсурдным, но это так.
Когда я разыскиваю Аджиту, она со скучающим видом сидит в той же самой позе на диване и играет на телефоне. Быстрый осмотр комнаты показывает, что Карли все еще считается пропавшей без вести.
– Где Дэнни? – спрашиваю я, слегка опасаясь ответа из-за его неизбежного гнева.
Она многозначительно приподнимает бровь, как Будда или другая мудрая религиозная фигура, а затем указывает в его сторону.
Ура! Дэнни облизывает гланды младшей сестры Мишель Обама! Это отличная новость. Он больше не вправе, как судья Джуди [16] , осуждать мои романтические выходки. Я подхватываю еще одно пиво и сажусь на диван. Мы с Аджитой принимаемся играть в «Эй, закрой лицо!»: издалека наблюдаем за чьей-нибудь беседой и, импровизируя, придумываем, что они говорят. Каждый берет на себя одного человека. Проигрывает тот, кто не знает, что сказать, и медлит, а потому слышит: «Эй, закрой лицо!» Да, это специфическая игра, в которую абы где не поиграешь.
16
«Судья Джуди» (англ. Judge Judy) – американское реалити-шоу.
Посреди нашего эпического диалога – спора о том, отличается ли тертый сыр по вкусу от его кускового собрата [несложно догадаться: я предпочитаю тертый из-за моей врожденной лени], – к нам подходит Карсон. Поскольку мы с Аджитой обе любим соперничать и никто из нас не хочет проигрывать, мы продолжаем и продолжаем, и продолжаем, наше жаркое обсуждение достоинств тертого чеддера. И Карсон не находит, что сказать. Он не пытается вставить и слова, хотя даже не догадывается, что попал на конкурс импровизации. Может, у него просто нет своего мнения о сыре. Это кажется мне странным.