Абсолютное зло
Шрифт:
— Володенька, я что-то не пойму, ты его оправдываешь или тупо надо мной издеваешься? Этот маньяк со своими рисунками достал уже! На этот раз он мне букву «В» написал. Вендетта, значит. Просто какой-то обсмотревшийся голливудских блокбастеров идиот! Сувениры мне шлет, падла! — и он потряс очередным «подарком», томиком юмористической фантастики, который передала ему Мария Ивановна.
«Ноги из глины». [12]
— Может, это зацепка? — крякнул Зотов.
Воронцов снова остановился и так посмотрел на журналиста,
12
Ноги из глины— роман Терри Пратчетта.
— Уважаемая, вы хоть разглядели преступника?
— Конечно, — ответила та, прикрыв ладонью зевок. — Высокий такой, в плаще. В руках железяка длинная и блестящая. Я его вначале за Смерть приняла, но он успокоил, сказал, что всего лишь маньяк. Показал мне ногу в пакете и ушел. Я сразу в полицию звонить и в хирургию, как было велено.
— Кем велено? — вставил Зотов.
— Как кем?! — всплеснула руками женщина. — Маньяком, конечно же! Он так и сказал: — Звони, Мариванна.
Капитан громко и сердито, с рыком, вздохнул. Ударив с силой кулаком по стойке так, что подпрыгнул телефон, Воронцов поманил за собой журналиста и стал подниматься по лестнице, направляясь в отделение психиатрии. Юмористову ногу в хирургическом залатали на скорую руку, и перевезли этажом выше, как и предсказала ночная гостья, к «Наполеону».
Поздоровавшись с дежурившим у палаты опухшим констеблем и войдя внутрь, следователь обнаружил там мирно сопящего «полководца» в шляпе, сделанной из газеты, а так же самого Мавсисяна, кутающегося под одеялом и корчившим рожи.
— Видишь, как его нахлобучило от стресса и шока, — шепнул Виктор.
— Да?! — удивился Зотов. — А я вот разницы и не вижу. Кажись, такой и был.
Оба еле сдержали порыв дикого хохота. Постеснялись супруги «великого комика», которая проливала крокодиловы слезы, сидя на стуле рядом с мужем.
Женщина причитала и пыталась накормить его с ложечки просроченным кисломолочным продуктом. Других пациентам на этом этаже не выдавали, ибо они не могут отличить годный продукт от испорченного, а тратить свои карманные деньги дива разговорного жанра зажмотилась.
— С ним сейчас бесполезно разговаривать, — произнесла Ступоненко, поправляя серо-белый больничный халат. — Он от боли разум потерял. Надеюсь, скоро придет в себя.
— Не дай бог, — прошептал журналист, делая снимок «великого и неповторимого».
Но получилось гораздо громче, чем он рассчитывал, и на него устремились три пары глаз: Воронцова, супруги Мавсисяна и «Наполеона», который неожиданно проснулся. Хотя на великого полководца пациент не тянул вовсе. Мал еще.
Сопляк, лет восемнадцати от роду, который косит от службы в армии Его Императорского Величества. Подумаешь, всего-то десять лет отчизне отдать! А этому еще и на пользу пойдет, вон какой дрищ, не то, что призывники лет сорок назад. Те мускулистые были, ни чета нынешним, которых ветром сносит без мелочи в кармане.
Виктор кашлянул в кулак, покачал головой и обратился
— Скажите, пожалуйста, а у вашего мужа есть враги?
— Ха! — Ступоненко хлопнула ладонью по кровати и, видимо, попала обезумевшему супругу по свежей ране, ибо тот изменился в лице и взвыл, как белуга. — К экстрасенсам на ТНТ не ходи — в этом Реджина замешена! Не дает покоя Дубровицкой наша слава. Куда ей тягаться с таким гением, правда, мой пупсик? — Она посмотрела на посиневшего от боли мужа и смахнула с его щеки набежавшую слезу.
— Других кандидатур вы не видите? — Воронцов даже не достал блокнота для записей. Понимал, что в данном случае не понадобится. И не ошибся.
— Возможно, хамы с «Комедийного клуба», те еще завистники. У них никакого чувства юмора, в отличие от моего Женечки. Правда, петушочек?
— Все ясно. Из города не уезжайте. Мы вас еще, возможно, вызовем.
Виктор вышел из палаты и посмотрел на констебля, который клевал носом стоя у двери и переминаясь с ноги на ногу. Капитан сжалился над юным помощником.
Организм молодой, не привыкший. К чему издеваться?
— Езжай домой, Максим. Да, а с утра заскочи к Дубровицкой и в «Комедийный клуб», сними показания. Понятно, что они не причем, но для порядка нужно.
Материалы по делу, как обычно, должны быть к восьми ноль одной у меня на столе. Свободен.
— Спасибо, вашбродь! — ударил каблуками парень и затопал по коридору.
Воронцов потер виски и уставился в потолок.
«Опять ни единой зацепки. Этот маньяк вконец страх потерял! Совершить нападение в общественном учреждении! Он бы еще к нам в Управление заявился, наглец!».
Честно говоря, Виктор испытывал двоякое чувство. С одной стороны, ему Мавсисян никогда не нравился. Обезьяньи ужимки могут рассмешить разве что детей в зоопарке. А с другой — это еще один нераскрытый эпизод, который утром придется подшить к делу за номером «322–223».
— Ну что, по домам? — капитан помассировал веки и обратился к Зотову. — Ты там особо не зверствуй на страницах своей газетенки, ладно? Прошлая из меня такого самоуверенного героя сделала, что я сам поверил. Ладно, езжай.
— Обижаешь, начальник! — улыбнулся журналист и пожал протянутую ладонь. — А ты?
— Задержусь на пару минут и тоже свалю.
— Окей, пока!
— Пока…
Посреди бескрайнего поля тарахтел желтый трактор, который волочил за собой плуг. Земля вздымалась огромными комьями чернозема. Чуть поодаль переминались с ноги на ногу, обутые в резиновые сапоги, журналисты всех телевизионных каналов. Операторы держали на своих плечах цифровые камеры, передавая изображения в студии, где шел прямой эфир с местасобытий в формате 3D. Наконец, трактор перестал рычать, выпуская в небочерный дым, торжественно дернулся и заглох. Со скрипом распахнуласьводительская дверь, и на землю спрыгнул сам Император, в лаптях ифуфайке. Сюзерен помахал собравшимся гаечным ключом 17х19 и принял изрук Великого Председателя плетеный короб на ремешке, в виде барабана, который повесил на шею.