Абсурдистан
Шрифт:
— А еще лучше поедем домой к вам! — предложила мать. — Представляю, какой у вас красивый дом на набережной Мойки… или одно из этих великолепных сталинских зданий на Московском проспекте.
— Миша — сын Бориса Вайнберга, известного бизнесмена, который недавно скончался, — объявил Валентин. — Он приглашает нас в ресторан с названием «Дворянское гнездо».
— Я никогда о таком не слышала, — сказала мать, — но звучит роскошно.
— Он находится в чайной Юсуповского дворца, — сказал я с видом педанта, зная, что особняк, в котором был отравлен сумасшедший Распутин, не произведет на дам сильного впечатления. Валентин
«Дворянское гнездо» — весьма изысканное заведение, и обычно туда не пускают проституток и таких небогатых людей, как Валентин. Однако благодаря моей прекрасной репутации администрация быстро смягчилась.
Не секрет, что Санкт-Петербург — тихая заводь, теряющаяся в тени нашей столицы, Москвы, которая сама — всего лишь мегаполис третьего мира, колеблющийся на грани эффектного угасания. И все же «Дворянское гнездо» — один из самых превосходных ресторанов, какие мне доводилось видеть: тут больше позолоты, чем на куполе Исаакиевского собора, а стены украшены огромными портретами — надо думать, покойных дворян. Ностальгия по прошлому сочетается здесь с величественным блеском Зимнего дворца.
Я знал, что такой парень, как Валентин, будет в восторге. Для таких, как он, этот ресторан — одна из тех двух Россий, которые они могут понять. Для них — либо мрамор и малахит Эрмитажа, либо занюханная коммунальная квартира в Коломне.
Шлюхи Валентина заплакали при виде меню. Они даже не могли назвать блюда — так велики были их волнение и алчность. Они называли цены вместо названий блюд:
— Давай возьмем шестнадцать долларов в качестве закуски, а потом я возьму двадцать восемь долларов, а ты — тридцать два… Хорошо, Михаил Борисович?
— Ради бога, берите все, что пожелаете! — ответил я. — Четыре блюда, десять блюд. Что такое деньги, когда вы — среди своих братьев и сестер? — И, чтобы дать нужный настрой всему вечеру, я заказал бутылку «Ротшильда» за 1150 долларов.
— Итак, давай поговорим еще немного о твоем искусстве, маленький братец, — обратился я к Валентину. У меня наступила минута в духе Достоевского, и мне хотелось спасать всех, кого я видел. Они все могли бы быть «Мишиными детьми» — и последняя шлюха, и интеллектуал с льняной козлиной бородкой.
— Вы видите… вы видите, — сказал Валентин своим подругам. — Мы сейчас поговорим об искусстве. Разве не приятно, леди, сидеть в красивом месте и беседовать с джентльменами о высоком? — Все оттенки чувств, от врожденного неверия в доброту до скрытого гомосексуализма, отражались на красном лице художника. Он накрыл мою руку своей и долго не отнимал ее.
— Валя делает для нас хорошие эскизы и помогает с дизайном нашей веб-страницы. У нас будет страница, рекламирующая наши услуги, вы знаете?
— О, посмотри, мама, кажется, это два раза по шестнадцать долларов! — воскликнула Людмила Петровна, когда подали две закуски под большими серебряными крышками-колпаками. Это были пельмени с начинкой из оленины и крабового мяса. Официанты, невероятно красивые мальчик и девочка, переглянулись и, сосчитав «раз, два, три», одновременно сняли крышки с блюд…
— Мы беседуем об искусстве, как джентльмены, — сказал Валентин.
Вечер продолжился, как и следовало ожидать. Мы ехали ко мне домой
В пути мы по очереди стегали водителя березовыми ветками, якобы для того, чтобы улучшить его кровообращение, а на самом деле потому, что в России невозможно закончить вечер, не набросившись на кого-нибудь.
— Теперь я чувствую себя так, словно мы едем в старинном экипаже, — сказал Валентин, — и стегаем кучера за то, что он едет слишком медленно… Быстрее, кучер, быстрее!
— Пожалуйста, сэр, — умолял Мамудов, — и так трудно ездить по этим дорогам, даже когда тебя не стегают.
— Меня никто прежде не называл «сэр», — восторгался Валентин. — Опа, негодник! — вскрикнул он, огрев шофера еще раз.
Я показал им свою квартиру — роскошное жилище в стиле «ар нуво», в доме постройки 1913 года (общеизвестно, что это последний хороший год в истории России) — тут полно было бледной керамической плитки и эркеров. В окна просачиваются последние лучи вечернего света. Проходя по комнатам, Валентин и шлюхи издают потрясенные восклицания, а молодой монархист и веб-дизайнер шепчет:
— Значит, вот оно как… Значит, вот как они живут.
Я завел их в мою библиотеку, где книжные полки скрипят под томами покойного палы, — это собрания текстов великих ребе, «Банковский устав Каймановых островов» в трех томах, с примечаниями, и всегда популярные «Сто одни налоговые каникулы». Появились слуги с графинами водки. Елизавета Ивановна грозилась сыграть для нас на аккордеоне, а Валентин уговаривал ее дочь процитировать для нас великих философов, но, когда наконец принесли аккордеон и раскрыли томик Вольтера, мои гости уже спали вповалку. Нос Валентина «картошкой» застрял между внушительными грудями Людмилы Петровны, а руки обхватили ее бедра, словно они танцевали вальс-ноктюрн.
Я никогда прежде не видел, чтобы мужчина плакал во сне.
Глава 10
Оставив своих гостей, я вошел в неярко освещенную копию кабинета доктора Левина, выудил из-под кушетки свой лэптоп и отправил Руанне через эфир электронное сообщение:
«Привет, красивая крошка, это миша. интересно, почему ты так давно мне не писала, сегодня вечером отрываюсь с двумя русскими милашками (помнишь, как мы с тобой отрывались?), тебе бы понравились эти две девчонки, они — настоящее гетто, помнишь, как я скатывал наши носки в стиральном автомате, я скучаю по тебе.
очень люблю (правда)
миша папаша закусь жирный русский любовник
P. S. надеюсь у тебя хорошо идут дела в колледже. что-нибудь необычное в твоей жизни? дай мне знать.
P. P. S. может быть ты приедешь в санкт-петербург на рождественские каникулы, может быть ты и я сможем оторваться?!»
6
Жирныйрусскийлюбовник@сердечнаяболь. com (англ.).