Abyssus abyssum invocat
Шрифт:
– Дядя, - обратился к Францу сидевший рядом на трибуне Жан-внук.
Девятилетний мальчик, сын любящей старшей сестры... Поначалу Франц не хотел брать его в воспитанники. Слишком много времени тратится впустую, а пользы никакой. Однако, сестра все же не разочаровала с племянником.
– Да?
– не отвлекаясь от боя, Франц расстегнул камзол от напавшей духоты.
Последние дни совсем не осенние.
– Зачем вы отправили Рафаэля к Орсини?
Франц усмехнулся. Стоит отдать мальчику должное. При всей своей угрюмости и нелюдимости ум его
– Подслушивать нехорошо, племянник.
– Дядя, я не подслушивал, я был тогда за воротами крепости. Но для любого, кто умеет думать, ясно как день, что больше никто не смог бы этого сделать, - упрямый тон детского голоска раздражал больше всего.
– Если скажешь, зачем мне это, получишь честный ответ.
Такие игры закаляли разум мальчика, готовили к жизни и учили смотреть под разными углами на одну и ту же проблему.
– Он вам надоел...
– Ответ неверный. Значит, узнаешь в свое время. Что говорит его мать? Ты ведь утешил ее, как я просил?
– Франц потер щетину.
Стоило побриться.
– Она винит вас, дядя.
Ну еще бы... кого еще могла винить мадаме...
– А ты?
– Франц отвлекся от поединка, и его взгляд, в котором, казалось, сокрыты все преступления Вентури за долгие века, пронизывал Жана-внука насквозь.
Но мальчик не боялся. Или старался не показывать страха.
– Если ваша вина в этом и есть, то Боги простят ее. Рафаэль знал, на что шел... или не знал, поскольку был болваном. Но Богам все равно, каждый сам отвечает за свои поступки.
– Еще бы выбить из тебя эту лицемерную набожность, и мы с тобой взаправду поладим, - улыбнулся Франц, довольный ответом.
После чего внимание вновь привлекли гладиаторы.
– Нет! Фарс! Я сказал, фарс!
– гладиаторы в латных доспехах тут же остановились, едва замахнувшись оружием вновь.
Один боролся с мечом и щитом, а второй алебардой. Уставшие, в грязи с ног до головы, они еще не утратили бойцовской ярости.
– Медведь, если хочешь когда-нибудь достать своего врага, уводи его алебарду в сторону! Подлезай под нее! Не стой истуканом! А ты... проклятие, какая у тебя кличка?
– щелкая пальцами, пытался вспомнить Франц.
– Ярость, сайор...
– Ярость... этого я как раз не вижу! Где твоя ярость?! И держи чертову дистанцию! Ты должен жалить своего врага и выгадать момент для удара! Измотай его! Продолжайте...
По мановению руки бой продолжился.
– Как мне не хватает Гая... какой боец, какой талант...
– с сожалением вздохнул Франц и вновь посмотрел на Жана-внука.
– Да, о твоей матери. Как часто ты ей пишешь?
– Раз в месяц... кажется, - с трудом припомнил племянник.
– Недопустимо! Она твоя мать.
– Вы, свою мать, дядя, вообще не навещаете.
Вот язва! Но он прав. Стоило бы это сделать. Хоть раз за год... как бы ни было тяжело.
– Моя мать уже бесполезна для нас, а моя дорогая сестрица -
– кроме как цедить название его сана Франц просто не мог.
– То есть я вам нужен, дядя, как почтовый голубь? Писать то, что думаете вы?
– А ты не согласен с моими суждениями?
– кивнув на его вопрос, Франц тут же задал следующий, желая, чтобы мальчик запутался в своих рассуждениях.
Это тоже бывает полезно. Одно лишь плохо и хорошо одновременно, что он обычно переставал возражать, уступая чужому опыту и авторитету.
– Не со всеми, - несмотря на холодную сдержанность, доставшуюся от отца, Жан-младший не мог скрыть, что чувствовал себя рядом с дядей не в своей тарелке.
– Что ж, я обещаю с тобой советоваться. Иногда. Никаких писем под диктовку, просто ты внесешь пару вещей, не больше...
– тут Франц взял яблоко с маленького столика неподалеку и кинул его прямо в бойца с алебардой.
К сожалению, голова Медведя не пострадала, только помятый доспех.
– Фарс! Прекратить!
Гладиаторы тут же выпрямились и замерли как вкопанные, наблюдая как их сайор перемахивает через перила трибуны и прыгает с двухметровой высоты прямо в грязь, ничуть не жалея дорогих сапог.
– Вы будете сражаться на славных аренах в Столице! В Столице, а не здесь! Как вы поедете?! Четверть ваших поединков будут насмерть. Дай сюда!
Жан-внук в такие моменты терял угрюмый вид и с любопытством смотрел за тем, как дядя Франц не только раздает советы, но и принимает участие в тренировке. При этом он смотрел на него со странной смесью восхищения и опасения, а то и откровенной боязни... Отец, Антуан, не выстоял бы и одного боя против дяди.
Взяв щит и меч, Франц выгнал гладиатора прочь и сам вышел против Медведя.
– Нападай!
Оружие было затуплено, но сокрушительные удары запросто ломали незащищенные кости. В прошлый раз Франц ушел с такой тренировки хромым, но сегодня он словно не замечал опухшую правую ногу.
Зная про увечье сайора, Медведь медлил. И не поддавался на провокации, когда его противник пытался отбить алебарду в сторону..
– Ну же!
В конце концов, молчаливый гладиатор решился и атаковал. Алебарда скользнула по щиту, Франц воспользовался этим и, прижав щитом древко алебарды к земле, вырвался вперед. Но соперник успел отойти назад и в сторону, сохранив статус-кво.
Круги по грязи продолжались с минуту, пока Медведь не допустил роковую ошибку. Рывок, и меч Франца со всего размаху ударил по латной перчатке. Алебарда тут же выпала из правой руки гладиатора. Сильный толчок. Шлем без забрала сорван и лежит в грязи. Через мгновение там же оказался и его хозяин.
Жан уже собирался крикнуть второму гладиатору, чтобы он остановил дядю, ибо тот почувствовал кураж и начал беззаботно молотить кулаками по лицу противника, сидя у того на груди. Но Франц всегда умел останавливаться сам, и в конце попросту вцепился в глотку Медведя.