Ацтек. Том 2. Поверженные боги
Шрифт:
В тот раз Бью отмахнулась от моего вопроса с такой легкостью, что прошло немало времени, прежде чем до меня дошло: то были первые симптомы серьезного заболевания, постепенно на годы приковавшего ее к постели. Бью никогда не жаловалась на плохое самочувствие и не требовала к себе внимания, но я все равно его оказывал, и хотя разговаривали мы мало, я видел, что ей это приятно. Когда умерла наша престарелая служанка Бирюза, я купил двух женщин помоложе: одну для ведения домашнего хозяйства, а другую — исключительно для ухода за Бью. Поскольку за многие годы я привык всякий раз, когда требовалось дать поручение по хозяйству, звать Бирюзу, отделаться от этой привычки на старости
Единственным человеком нашей расы, с которым они общались тесно и постоянно, была женщина, называвшая себя Малинцин, но Кортес даже имя собственной любовницы переиначил на свой лад, обращаясь к ней «Малинче». Со временем точно так же ее стали называть и многие из моих отечественников — кто просто подражая испанцам, а кто желая подразнить и позлить выскочку. Слыша «Малинче» от индейцев, бывшая рабыня неизменно скрежетала зубами, ибо в этом слове отсутствовало вожделенное «цин», с помощью которого она сама себя причислила к знати. Однако пожаловаться изменница не могла: ведь люди обращались к ней так же, как и ее господин.
Само собой, Кортес и его люди, испытывая безразличие к нашему языку, переиначивали на свой лад и все прочие имена и названия. Например, в силу того, что в испанском языке отсутствуют вовсе или произносятся иначе некоторые характерные для науатль звуки, само название нашей страны, «Мешико», вы произносите то как «Мессика», то как «Мексика», то как «Мехика». Причем словом «Мехико» вы почему-то назвали воздвигнутый на месте Теночтитлана город, а наш народ, мешикатль, по непонятным причинам сочли более удобным именовать ацтеками. Да и имя Мотекусома показалось Кортесу и его людям труднопроизносимым, и они переиначили его в Монтесуму. Однако я в своем рассказе называл его по старинке, как привык с детства. Самое интересное, что испанцы не только не хотели обидеть нашего правителя, но и искренне считали, что таким образом льстят ему, поскольку «монте» означает по-испански «гора», а стало быть, в их варианте имени содержится намек на величие. Точно так же не далось им и имя нашего бога войны Уицилопочтли, к которому они вдобавок питали отвращение. Его испанцы назвали Уицилопос, а слово «лопос», как я слышал, означает хищного зверя, известного также под названием «волк».
Итак, миновала зима и наступила весна, а с ней явилось еЩе больше белых людей. Мотекусома узнал об этом чуть Раньше Кортеса, да и то совершенно случайно. Один из «мышей» куимичиме, засланных в страну тотонаков, забрел далеко на юг, южнее того места, куда его послали, и увидел целую флотилию кораблей с широкими парусами, которые медленно двигались вдоль побережья на север, останавливаясь в каждой бухте или заливе. «Как будто высматривая, нет ли где их товарищей», — заявил куимиче, когда поспешно явился в Теночтитлан с бумагой, на которой изобразил корабли и указал их число.
Я, другие знатные лица и весь Изрекающий Совет находились в троном зале, когда Мотекусома послал слугу за ничего не подозревающим Кортесом. Воспользовавшись возможностью похвастаться своей осведомленностью обо всем происходящем в его стране, он через меня, вновь выступившего в роли переводчика, преподнес эту
— Генерал-капитан, твой корабль и твое донесение, а заодно первая партия наших даров достигли двора короля Карлоса, каковой весьма тобой доволен.
— Откуда дону сеньору Монтесуме это известно? — вопросил Кортес, которого услышанное и впрямь несказанно удивило.
— Да оттуда, — хвастливо заявил Мотекусома, все еще изображая всеведение, — что король Карлос послал за тобой и твоими людьми, чтобы отвезти вас домой, флот в два раза больше прежнего. Целых двадцать кораблей!
— Вот как? — вежливо переспросил Кортес, не позволяя себе открыто выказывать сомнения. — И где же они находятся?
— На подходе, — интригующе заявил Мотекусома. — Может быть, ты не в курсе, что мои провидцы в состоянии заглядывать и в будущее, и за горизонт. Они нарисовали для меня эту картинку, пока твои корабли были еще посреди океана. — Он вручил Кортесу бумагу. — Я показываю ее тебе сейчас, потому что корабли уже скоро должны появиться на побережье.
— Поразительно, — промолвил Кортес, внимательно изучая рисунок. И пробормотал себе под нос: — Да… галеоньь грузовые суда… этот чертов рисунок очень правдоподобен. — Брови его насупились. — Но… неужели целых двадцать?
— Хотя ты своим визитом и оказал нам высокую честь, а я сам, общаясь с тобой, получил немалое удовольствие, мне приятно слышать, что твои братья явились за тобой и мой гость более не брошен на произвол судьбы в чужой земле. Они ведь приплыли, чтобы отвезти вас домой, не так ли? — уточнил Мотекусома не без нажима.
— Похоже на то, — сказал Кортес все еще слегка ошеломленный.
— Я прикажу распечатать палаты с сокровищами в моем дворце, — сказал Мотекусома. Казалось, он чуть ли не счастлив от перспективы неизбежного разорения своего народа.
Но в этот момент в дверь тронного зала вошли, целуя землю, дворцовый управляющий, а с ним еще несколько человек. Когда я сказал, что Мотекусома получил известие о кораблях «чуть» раньше Кортеса, я говорил буквально, ибо новоприбывшие были гонцами-скороходами правителя Пацинко, которых спешно переправили на остров с материка тотонаки. Кортес с явным неудовольствием огляделся по сторонам. Было видно, что ему хотелось увести этих людей к себе и поговорить с ними с глазу на глаз, но на это он не решился. И даже попросил меня переводить все, что они скажут.
Первым высказался гонец, который принес продиктованное Пацинко послание следующего содержания. Двадцать крылатых кораблей, самые большие из всех виденных ранее тотонаками, прибыли в бухту Веракрус. С этих кораблей сошли на берег тысяча триста солдат, все вооруженные и в Доспехах. Восемьдесят из них, помимо мечей и копий, имеют также аркебузы, а сто двадцать — арбалеты. Кроме того, они привезли с собой девяносто шесть лошадей и двадцать пушек.
Мотекусома посмотрел на Кортеса с подозрением и сказал:
— Похоже, друг мой, чтобы проводить тебя домой, твои соотечественники прислали внушительное войско.
— Да, так оно и есть, — ответил Кортес, которого, судя по всему, услышанное отнюдь не обрадовало. Он снова повернулся ко мне: — Приказано им передать что-нибудь еще?
Тут заговорил другой гонец, показавший себя одним из самых нудных и дотошных «запоминателей слов». Он полностью, с начала и до конца, воспроизвел весь разговор, состоявшийся при первой встрече Пацинко с вождями новоприбывших белых людей. Оно бы и ладно, но гонец тарахтел на обезьяньей смеси языка тотонаков и испанского, ибо там не нашлось переводчика. В результате получилась полнейшая ахинея. Выслушав его, я пожал плечами и сказал: