Ацтек. Том 2. Поверженные боги
Шрифт:
Только один раз за весь тот долгий поход им снова пришлось отбиваться от неприятеля. У подножия восточных гор их перехватили сохранявшие верность Союзу Трех аколхуа из Тескоко, но этим воинам недоставало сильного вождя и воодушевления. Сами они от испанцев не натерпелись, поэтому особой ненависти к ним не испытывали и сражались так, будто вели Цветочную Войну. Поэтому, удовлетворившись захватом некоторого количества пленных (думаю, по большей части тотонаков), аколхуа ушли к себе в Тескоко, чтобы отпраздновать собственную «победу». Таким образом, за время, прошедшее между бегством из Теночтитлана в Ночь Печали и прибытием двенадцать дней спустя в Тлашкалу, армия Кортеса серьезных потерь не понесла. Недавно обращенный в христианство правитель этой страны, престарелый и слепой Шикотенкатль, принял Кортеса с неподдельным радушием, позволил ему расквартировать войска
Той же памятной ночью происходили и иные события, если и не слишком печальные, то такие, над которыми всяко стоило призадуматься. Не только народ Мешико, как уже говорилось, потерял своего Чтимого Глашатая Мотекусому, но и Тлакопан лишился своего правителя Тотокуиуиацтли, погибшего в ходе ночных боев. Да и вдобавок еще и Чтимый Глашатай Какама из Тескоко, возглавивший тех аколхуа, которые тайно пришли в Теночтитлан, чтобы помочь изгнать белых людей из города, был найден среди множества мертвых, когда наши рабы приступили к малоприятной, но необходимой работе по очистке Сердца Сего Мира. Ни по Мотекусоме, ни по его племяннику Какамацину никто особо не убивался, но вот в том, что всех трех Чтимых Глашатаев нашего союза угораздило расстаться с жизнью в одну ночь, кое-кто усмотрел дурное знамение. Разумеется, Куитлауак сразу же занял опустевший трон Мешико, хотя, с учетом всех сопутствовавших этому событий и множества неотложных дел, церемонию вступления его в должность пришлось скомкать. Ну а народ Тлакопана выбрал в качестве замены своему убитому юй-тлатоани его брата Тетлапанкецали.
Избрание нового Чтимого Глашатая Тескоко оказалось далеко не столь простым делом. Законным наследником трона являлся принц Черный Цветок, которого с радостью поддержало бы большинство аколхуа, не свяжись он с ненавистными белыми людьми и не выступи открыто против Союза Трех. В таких обстоятельствах Изрекающий Совет Тескоко, с учетом мнения Чтимых Глашатаев Теночтитлана и Тлакопана, решил намеренно назначить правителем какого-нибудь столь никчемного человека, чтобы тот, именно в силу своей слабости, устроил бы как временная фигура всех, но при этом мог бы быть легко заменен, когда настанет время, настоящим вождем. Нового правителя Тескоко звали Коанакочцин, и покойному Несауальпилли этот ничем не примечательный человек доводился, кажется, племянником. Кстати, как раз по причине внутреннего раскола и отсутствия сильного, всеми признанного вождя воины аколхуа, преследуя тогда войско Кортеса, и не добили испанцев, ограничившись захватом пленных. Увы, никогда уже больше аколхуа не проявляли ту высокую доблесть и тот воинственный пыл, которыми я так восхищался много лет назад, когда Несауальпилли вел всех нас против тлашкалтеков.
Кроме того, в Ночь Печали случилось еще одно загадочное происшествие: никто не заметил, как это произошло, но мертвое тело Мотекусомы, лежавшее в тронном зале, исчезло, и больше его никто не видел. Я слышал множество предположений о том, что же с ним стало: якобы наши воины, взявшие дворец штурмом, в ярости расчленили его, изрубили, превратили в фарш и беспорядочно разбросали; будто бы его жены и дети тайком унесли труп, чтобы похоронить правителя подобающим образом; что верные жрецы забальзамировали Чтимого Глашатая и силою волшебства вновь вернут его к жизни, когда вы, белые люди, уйдете и мешикатль опять станут править своей страной. По моему же разумению, все обстояло проще: труп Мотекусомы не отличили от трупов множества погибших во дворце воинов тлашкалтеков и вместе с ними отправили в зверинец — на корм хищникам. Но мне кажется весьма символичным, что смерти Мотекусомы сопутствовали те же неопределенность и нерешительность, что были присущи ему всю жизнь, так что даже место его упокоения осталось неизвестным, подобно местонахождению несметных сокровищ, которые бесследно исчезли той же самой ночью из сокровищницы Мешико.
Что? Не знаю ли я, куда все-таки подевалось то золото, которое теперь принято называть «утраченными сокровищами ацтеков»? Признаюсь, я уже начал гадать, когда вы меня об этом спросите. В последующие годы Кортес частенько вызывал меня помогать Малинцин при допросах, как раз на эту тему, множества людей, к которым он применял разнообразные и, надо сказать, весьма изощренные способы убеждения. Допытывался
Что там были за сокровища, почтенные братья, я вам уже говорил. Относительно ценности я затрудняюсь сказать: не знаю, как бы вы оценили бесчисленные произведения искусства. Но даже если учитывать лишь чистый вес золота и драгоценностей, то все равно я не настолько сведущ, чтобы перевести его в ваши мараведи или реалы. Но, исходя из того, что мне рассказывали о великом богатстве вашего короля Карлоса, вашего папы Климента и других влиятельных особ Старого Света, я думаю, что не ошибусь, выдвинув следующее предположение: человек, ставший обладателем «утраченных сокровищ ацтеков», наверняка оказался бы в числе богатейших людей Испании.
Но где они, эти сокровища? Правда, старая дамба по-прежнему простирается отсюда до Тлакопана, или до Такубы, как называете это место вы, и хотя протяженность насыпи нынче стала меньше, но самый дальний от острова лодочный проход все еще находится на том же самом месте. А ведь именно там многие испанские солдаты пошли на дно, увлекаемые тяжестью золота, спрятанного в котомках, за пазухами и за голенищами сапог. Конечно, они наверняка погрузились в донный ил и теперь надежно погребены под отложившимися там за прошедшие одиннадцать лет наносами, но любой человек, достаточно алчный и предприимчивый, чтобы целеустремленно нырять на дно и копаться в нем, сможет, я полагаю, отыскать среди множества отбеленных костей инкрустированные драгоценными камнями золотые диадемы, медальоны, ожерелья, статуэтки и тому подобное. Может быть, не в таком количестве, чтобы сравняться по богатству с королем Карлосом или с папой Климентом, но, думаю, богатств там вполне достаточно, чтобы удовлетворить элементарную человеческую жадность.
Но, к глубокому сожалению по-настоящему алчных искателей сокровищ, большая часть вывозимых Кортесом богатств была по его же приказу сброшена в первый ближайший к острову проход для акали. Конечно, Чтимый Глашатай Куитлауак мог послать ныряльщиков, чтобы извлечь золото, но я сомневаюсь, что он так поступил. Так или иначе, но Куитлауак умер прежде, чем Кортес получил возможность расспросить его об этом — хоть вежливо, хоть с «особой испанской настойчивостью». А если какие-нибудь местные ныряльщики все же добыли из озера достояние своего народа, то люди эти либо тоже умерли, либо сумели сохранить свою находку в тайне, ибо ничего об этом слышно не было.
Я полагаю, что основная масса сокровищ до сих пор все-таки остается там, куда выбросил их Кортес в Ночь Печали. Правда, впоследствии, когда Теночтитлан сровняли с землей, а руины расчистили для постройки нового города на испанский лад, то часть обломков, непригодных для использования как строительный материал, попросту сгребли к краям острова, увеличив тем самым его величину. Соответственно, мост на Тлакопан в результате стал короче, и этот самый ближний проход для каноэ теперь засыпан и находится под землей. Если мои догадки справедливы, то сокровища погребены под фундаментами тех жилищ богатых сеньоров, что выстроились вдоль улицы, называемой вами Кальсада Такуба.
Да, рассказывая о Ночи Печали, я совсем забыл упомянуть об одном событии, которое во многом определило судьбу Сего Мира. Речь идет о смерти всего одного человека, не занимавшего сколь бы то ни было заметного положения. Наверняка у него было какое-то имя, но лично я это имя никогда не слышал. Может быть, он за всю свою жизнь не совершил ничего достойного — ни похвалы, ни порицания, — мне известно только, что его дни и дороги закончились здесь. Я даже не знаю, трусливо или отважно встретил этот человек свою смерть. Знаю только, что когда во время расчистки Сердца Сего Мира было найдено его рассеченное обсидиановым клинком тело, рабы подняли крик: он не был ни белым, ни краснокожим, и никто из рабов никогда не видел подобного существа. Но я-то сразу узнал незнакомца. Он был одним из тех черных людей, в существование которых я поначалу не верил, прибывших с Кубы с Нарваэсом. Помните, я рассказывал, как увидел чернокожего солдата, чье покрытое гнойниками лицо заставило меня отпрянуть?