Ацтек
Шрифт:
Между тем нрав Мотекусомы, злобный и в лучшие времена, отнюдь не улучшился. Он и без того подозревал, что своим коварным и неправомочным вмешательством во внутренние дела Тескоко настроил против себя многих правителей, чувствовал себя униженным из-за провала последней попытки покорить Тлашкалу и был недоволен своим племянником Какамацином. И тут, будто всего этого было мало для того, чтобы правитель неизменно пребывал в дурном расположении духа, начали происходить еще более тревожные события.
Возможно, смерть Несауальпилли явилась своего рода сигналом, положившим начало исполнению самых мрачных его пророчеств. В месяц Растущего Древа, последовавший за похоронами, из земель майя прибыл гонец-скороход с тревожной вестью о том, что белые люди снова явились на Юлуумиль Кутц, но на сей раз
Гонца, доставившего трофей, Мотекусома наградил, но после его ухода всячески поносил «этих глупцов майя, напавших на тех, кто, возможно, является богами». Пребывая в сильнейшем возбуждении, он заперся со своим Изрекающим Советом, а также со жрецами, прорицателями и колдунами. Но поскольку меня на это совещание не приглашали, то к какому решению там пришли, мне неведомо.
Однако чуть более года спустя, в год Тринадцатого Кролика, мне тогда как раз минула полная вязанка лет, белые люди вновь появились из-за океанского горизонта, и на сей раз Мотекусома пригласил-таки меня на совещание доверенных лиц.
— Теперь, — сказал он, — сообщение получено не от узколобых майя, а от наших собственных почтека, торговавших у побережья Восточного океана. Когда приплыли корабли, они находились в Шикаланко, и им хватило ума не перепугаться самим и не допустить паники среди горожан.
Я хорошо помнил Шикаланко — город, живописно раскинувшийся между голубым океаном и зеленой лагуной в стране ольмеков.
— Пока что удалось обойтись без вооруженных стычек, — продолжал Мотекусома, — хотя нынче белых людей оказалось уже двести сорок, и местные жители сильно перепугались. Но наши крепкие телом и стойкие духом почтека сумели навести порядок: восстановили спокойствие и даже убедили правителя Табаско приветствовать пришельцев. Так что на этот раз белые люди не причинили беспокойства: не опустошали храмов, ничего не похищали и даже не приставали к женщинам. Они спокойно провели день, восхищаясь городом и пробуя местные блюда, а затем убыли обратно. Конечно, никто не знал их языка, но нашим купцам, с помощью одних лишь жестов, удалось произвести кое-какой обмен. Только посмотри, что они смогли выторговать всего за несколько перьев золотого порошка!
И
Но вместо этого я сказал: — Очевидно, владыка Глашатай, все белые люди поклоняются богу одним и тем же манером, из чего следует, что все пришельцы происходят из одного места. Но это ведь мы уже предполагали и раньше, так что не узнали о них ничего нового.
— Ну а что ты скажешь на это? И он с тем же торжествующим видом вытащил из-за трона предмет, похожий на начищенный до блеска серебряный горшок.
— Один из пришельцев снял это со своей головы и обменял на золото. Я внимательно осмотрел незнакомый предмет и сразу понял, что это не горшок, ибо закругленное днище не позволило бы ему стоять прямо. Предмет был сделан из металла, но более серого, чем серебро, и не такого блестящего — это, конечно, была сталь, — а с открытой стороны к нему крепились кожаные ремешки. Я догадался, что они должны застегиваться под подбородком воина.
— Полагаю, — сказал я, — Чтимый Глашатай уже и сам понял, что это шлем. Причем весьма надежный и полезный. Ни один макуауитль не разрубит голову, защищенную таким шлемом. Хорошо бы и наших воинов тоже снабдить…
— Ты упустил важный момент! — нетерпеливо прервал меня собеседник. — Этот предмет точно такой же формы, как и тот, что бог Кецалькоатль обычно носил на своей благословенной голове.
— Откуда мы можем это знать, мой господин? — почтительно, но скептически отозвался я.
Еще одним демонстративным взмахом руки Мотекусома извлек и предъявил последний из сюрпризов, обеспечивших ему торжество.
— Вот! Посмотри на это, старый, не желающий верить очевидному упрямец. Мой родной племянник Какамацин отыскал сей документ в архивах Тескоко.
Передо мной было начертанное на оленьей коже историческое повествование об отречении и уходе правителя тольтеков Пернатого Змея. Слегка дрожащим пальцем Мотекусома указал на одну из картинок. На ней был изображен Кецалькоатль, стоявший на уплывающем в море плоту и махавший на прощание рукой.
— Он одет так же, как и мы, — сказал Мотекусома не без трепета в голосе. — Но на его голове предмет, который, судя по всему, был короной тольтеков. Сравни его со шлемом, который ты сейчас держишь в руках!
— Относительно сходства между этими двумя предметами спору быть не может, — согласился я, и правитель удовлетворенно хмыкнул. Но я осторожно продолжил: — И все же, мой господин, мы не можем забывать, что все тольтеки исчезли задолго до того, как аколхуа научились рисовать. Следовательно, художник, который изобразил это, никак не мог видеть, как одевались тольтеки, не говоря уже о Кецалькоатле. Я готов признать, что изображенный на картинке головной убор имеет поразительное сходство со шлемом белого человека. Но я хорошо знаю также, что писцы зачастую склонны давать волю воображению, а также осмелюсь напомнить моему господину о существовании такого явления, как случайное сходство или совпадение.
— Иййа! — раздраженно воскликнул Мотекусома. — Неужели ничто тебя не убедит? Послушай, есть еще одно доказательство. Как было обещано еще давным-давно, я поручил всем историкам Союза Трех выяснить все, что только возможно, об исчезнувших тольтеках. И только представь, к собственному их удивлению, историкам удалось откопать множество позабытых старых легенд. И вот что они установили: оказывается, тольтеки и действительно имели необычно бледный цвет кожи, а обильные волосы на лице считались у них признаком мужественности. — Он подался вперед, чтобы пристальнее всмотреться мне в глаза. — Проще говоря, воитель Микстли, тольтеки были белыми бородатыми людьми, точно такими же, как и чужеземцы, наносящие нам все более частые визиты. Что ты скажешь на это?