Ацтек

Дженнингс Гэри

Оспа свирепствовала до осени, но стала потихоньку ослабевать вместе с летней жарой, а с первыми зимними холодами и вовсе покинула озерный край. Плохо было то, что она оставила Союз Трех ослабленным во всех значениях этого слова. Весь наш народ пребывал в унынии и утратил силу духа. Мы оплакивали бесчисленных умерших, жалели обезображенных оспой и, каждый по отдельности и все вместе, смертельно устали от нескончаемой череды невзгод. Наше население уменьшилось примерно наполовину, причем выжили по большей части старые и немощные. А поскольку умерли в основном молодые, то и армия наша значительно сократилась. Конечно, при таких обстоятельствах ни один разумный военачальник не стал бы вторгаться в чужие пределы. До этого ли, если даже наша способность к обороне представлялась весьма сомнительной?

И вот именно в то время, когда весь озерный край был просто невероятно ослаблен, Кортес снова выступил

в поход. На сей раз он уже не мог похвастаться численным превосходством и множеством совершенного оружия, ибо у него осталось всего около четырехсот белых солдат, а аркебуз и арбалетов лишь столько, сколько испанцам удалось унести с собой. Все пушки, брошенные им в Ночь Печали, — четыре на крыше дворца Ашаякатля и примерно тридцать, которые он расставил на материке вдоль побережья озера, — мы утопили. Но у Кортеса оставалось еще более двадцати лошадей и некоторое количество собак, а главное — он снова собрал вместе всех прежних союзников: тлашкалтеков, тотонаков, несколько мелких племен и тех аколхуа, которые по-прежнему следовали за Черным Цветком. В целом в его распоряжении оказалось почти стотысячное войско. Мы же, из всех городов и земель Союза Трех — даже с учетом отдаленных мест вроде Толокана и Куаунауака, которые на самом деле вовсе не входили в Союз, а лишь оказывали нам поддержку, — не смогли собрать и тридцати тысяч бойцов.

Стоит ли удивляться, что когда длинные колонны армии Кортеса, выступив из Тлашкалы, подошли к первому городу нашего союза, Тескоко, они его захватили. Я мог бы рассказать вам об отчаянном сопротивлении немногочисленных защитников города, которым приходилось одновременно бороться и с захватчиками, и с болезнью, а также о тактике, определившей в конце концов исход осады… Но есть ли в этом смысл? Ограничусь сообщением о том, что захватчики овладели городом, причем среди этих захватчиков находился и принц Черный Цветок, чьи воины бились с собственными соплеменниками — теми аколхуа, которые остались верны новому Чтимому Глашатаю Конакочцину, или, точнее, своему родному городу. Горько было видеть, как в этом бою один аколхуа шел против другого, брат поднимал оружие на брата.

По крайней мере не все защитники Тескоко пали в этом сражении: прежде чем ловушка захлопнулась, примерно двум тысячам воинов удалось спастись. Войска Кортеса напали на город со стороны суши, так что защитники, поняв, что уже более не смогут удерживать позиции, медленно, отчаянно отбиваясь, отступили к берегу, где, похватав все суда, начиная от рыбачьих лодчонок и кончая роскошными акали придворных, уплыли прочь. Преследовать их противник не мог, ибо они не оставили ему ни единой скорлупки, а пущенные вдогонку стрелы особого урона не причинили. Таким образом, воины аколхуа пересекли озеро и присоединились к нашим силам в Теночтитлане, где после стольких смертей места для их размещения хватало с избытком. Кортес если не из другого источника, то уж из разговоров с Мотекусомой наверняка знал, что после Теночтитлана Тескоко является вторым прочнейшим оплотом нашего Союза Трех. Естественно, что, овладев этим городом с такой легкостью, он счел, что захват всех прочих прибрежных городов и селений будет стоить ему еще меньших усилий. Поэтому Кортес даже не послал туда всю свою армию и не стал командовать ею лично. К немалому удивлению наших лазутчиков, половину своего войска он отослал назад в Тлашкалу, а другую половину поделил на несколько отрядов, каждый из которых возглавил один из его соратников: Альварадо, Нарваэс, Монтехо и Гусман. Несколько отрядов, выйдя из Тескоко, направились на север, другие пошли на юг, опоясывая озеро кольцом и захватывая, чтобы закрепиться на берегах, лежавшие на пути следования малые поселения. Хотя у нас имелось достаточно лодок и наш Чтимый Глашатай отправил навстречу Кортесу бежавших в Мешико аколхуа вместе с нашими войсками, но сражений тогда было так много и происходили они так далеко друг от друга, что эта мера ничего не дала. Любой город, к которому они подступали, испанцы в конце концов захватывали. Мы могли помочь жителям городов лишь одним — эвакуировать уцелевших защитников этих крепостей и переправить их в Теночтитлан, чтобы они, когда придет наш черед, помогли защищать столицу.

Вероятно, Кортес с помощью гонцов руководил действиями командиров отдельных отрядов, но сам вместе с Малинцин наслаждался роскошью так хорошо знакомого мне дворца Тескоко, а беспомощного Чтимого Глашатая Коанакочцина держал при себе, уж не знаю, как своего вынужденного хозяина, как гостя или как пленника. Ибо, забегая вперед, хочу заметить, что наследный принц Черный Цветок, состарившийся в ожидании трона юй-тлатоани аколхуа, так никогда и не получил ни титула, ни власти.

Даже после того, как столица аколхуа была захвачена, причем войско Черного Цветка сыграло в этом не последнюю роль, Кортес предпочел сохранить в качестве номинального правителя никому более не опасного Коанакочцина.

Испанский вождь понимал, что некогда популярный Черный Цветок ныне в глазах соотечественников превратился в предателя и пособника захватчиков; он не собирался провоцировать всеобщее восстание, отдав трон презираемому народом изменнику. И даже когда Черный Цветок подобострастно принял крещение (причем лично Кортес был его крестным отцом) и в своем вопиющем раболепии получил христианское имя Фернандо Кортес, то и тогда его крестный пошел лишь на то, чтобы отдать под власть крестника три самые отдаленные и незначительные провинции земель аколхуа. Оскорбленный до глубины души новоиспеченный дон Фернандо Черный Цветок самолюбиво заявил Кортесу, что тот имеет наглость жаловать ему наследственное достояние его предков, после чего, крайне рассерженный, отбыл в свое захолустье. Впрочем, переживать по поводу перенесенного унижения Черному Цветку пришлось недолго. Он прибыл в свои владения одновременно с эпидемией оспы и умер, не проведя в новой должности и двух месяцев.

В скором времени мы узнали, что разбойничье войско испанского генерал-капитана оставалось в Тескоко не только для того, чтобы насладиться отдыхом, но и по иным причинам. Наши куимичиме явились в Теночтитлан с донесением, что половина войска Кортеса, отправленная в Тлашкалу, возвращается. И что это войско катит на деревянных катках или тащит на спинах различные детали тридцати кораблей, изготовленных в Тлашкале, на суше.

Оказывается, Кортес дождался в Тескоко их прибытия, чтобы лично проследить за сборкой и спуском на воду.

Разумеется, эти корабли были далеко не столь могучими и грозными, как те, на которых приплыли испанцы. С виду они отчасти походили на наши плоскодонные грузовые баржи, только с высокими бортами и крыльями парусов, которые, как мы, к сожалению, скоро выяснили, делали их гораздо более быстроходными, чем многовесельные акали, и при этом маневренными, словно крохотные лодчонки. На каждом таком судне имелась команда моряков, управлявшихся с парусами, а кроме того, на ступенях позади высоких бортов стояло по два десятка испанских солдат. Таким образом, в любом водном сражении с нашими каноэ испанцы имели то существенное преимущество, что могли стрелять сверху вниз.

В тот день, когда они произвели пробный выход флотилии из Тескоко на озеро, Кортес лично находился на борту плывущего первым корабля, который он назвал «Ла Капитана». Крупнейшие наши боевые каноэ вышли на веслах из Теночтитлана, чтобы дать испанцам бой на воде. На каждом было по шестьдесят воинов с луками, стрелами, атль-атль и дротиками. Однако на озере было волнение, и тяжелые, устойчивые корабли белых людей представляли собой куда более надежные платформы для стрельбы. Так что неудивительно, что их аркебузы и арбалеты били куда точнее, чем наши луки и дротики. Кроме того, испанцы скрывались за высокими бортами кораблей, и многие наши стрелы или просто вонзались в деревянную обшивку, или же перелетали через борт, не причиняя никакого вреда. А вот наши воины, отплывшие в открытых каноэ с низкими бортами, были уязвимы для стрел и пуль. После того как многие из них погибли, наши гребцы стали держаться вне пределов досягаемости вражеских выстрелов. Но безопасное для нас расстояние оказалось слишком велико для того, чтобы метать в противника дротики. В скором времени все наши боевые каноэ бесславно вернулись домой, причем вражеские суда даже сочли ниже своего достоинства их преследовать. Некоторые из них вместо этого совершали на наших глазах сложные маневры, как бы давая понять, кто хозяин на озере. Потом испанцы уплыли обратно в Тескоко, но на следующий день снова танцевали на глади озера. И не только танцевали.

К тому времени соратники Кортеса во главе своих отрядов прошлись по озерному краю, опустошая или захватывая на своем пути все поселения. И вот наконец обе двигавшиеся по побережью в противоположных направлениях армии заняли позиции на двух вдававшихся в озеро выступах — как раз строго с севера и с юга от нашего острова. Непокоренным пока оставалось лишь западное побережье озера, где находились довольно крупные города. Врагу надо было лишь разрушить или подчинить их, и тогда Теночтитлан оказался бы в полном окружении.

Противник взялся за дело неторопливо, словно бы с ленцой. Пока вторая половина армии Кортеса, совершившая немыслимо изнурительный переход, доставив по суше разобранные на части боевые корабли, еще отдыхала в Тескоко, сами эти корабли уже свирепствовали на всем пространстве озера к востоку от Великой Дамбы, перехватывая и уничтожая все появлявшиеся там лодки или плоты. Причем речь шла не о боевых каноэ (их туда уже никто не посылал), а о мирных акали рыбаков или перевозчиков. В скором времени крылатые боевые суда испанцев уже полностью господствовали на озере: ни один рыбак не осмеливался забросить на глубине сети ради пропитания своей семьи. И только вдоль нашего берега, по эту сторону дамбы, по воде еще осуществлялось движение. Но это продолжалось недолго.