Ad factum
Шрифт:
«Первое впечатление, которое у меня сложилось от знакомства с господами Винтером, Айнбиндером и Драйденом, – это то впечатление, которое они и хотели произвести. Никто из них не уклонялся от участия в разговоре, не выходил из игры. Поэтому Айнбиндер выглядел как вспыльчивый, упрямый честолюбец, Винтер как защитник поруганной чести, а Драйден как тот, кто на эту честь покушался. Классическое сочетание этих черт и соответствующее им распределение ролей на сцене, а также простое любопытство заставили меня стать свидетелем последовавшего за первой встречей поединка.
Я театрал, и мне интересно наблюдать за действием, даже если оно только претендует на то, чтобы быть настоящим. И, как театрал, я зафиксировал только то, что господин Айнбиндер слегка переигрывал, стремясь любой ценой завершить спор
И сам поединок (тут я не специалист, должен предупредить) не вызвал у меня каких-то сомнений и подозрений до того момента, когда он так внезапно и трагически завершился. Не в том дело, как повели себя участники в этот момент, их поведение можно считать почти безукоризненным. Но вот незадача: ранение мне показалось не таким уж значительным, а вызванное им кровотечение было очень серьёзным. Дело в том, что нанесённая рана не могла вызвать столько крови, так как укол пришёлся в мышцу, а не в артерию. Я вспомнил об этом обстоятельстве позже, когда увидел, что следы крови на дорожке у выхода из фехтовального зала исчезли. Наверное, подумал я, от этих следов избавились, так как не хотели, чтобы кто-то эти следы исследовал.
Но всё бы это забылось благополучно, если бы сэр Винтер выжил. Но он скончался, причём в то самое время, когда рядом с ним находился господин Драйден. Зачем Драйдену было убивать Винтера, если тот публично извинился и причина ссоры к тому моменту была исчерпана? И от чего тогда умер Винтер, если рана, нанесённая ему, была несмертельной?
За ответом на этот вопрос я и отправился сначала к Айнбиндеру, а затем к Драйдену. И я всё-таки получил этот ответ. Я попытался разузнать про прошлое господина Винтера у господина Айнбиндера, и тот уверил меня, что с Драйденом до встречи в поезде знаком не был, но был знаком с Винтером, который приехал в Рамсгейт к родственнику или к родственникам, сам не будучи родом из этих мест. Дальше я побывал у Драйдена, и тут меня заинтересовали несколько моментов, связанных с его поведением. Во-первых, я заметил, что хозяин чем-то взвинчен, хоть и старается скрыть это, и явно не в своей тарелке. Он не помнил, какая фигура у него возведена над фонтаном. Он ссылался на то, что любит жить в городе, а не в деревне, и разрывается между своими домами, хотя люди, показавшие мне дорогу до его дома, уверяли меня что он изрядный домосед. Но главное даже не это. Я заметил, что Драйден недостаточно хорошо видит, хотя при мне раньше очков не носил, даже во время поединка ими не пользовался. При этом у него на переносице во время моего визита я различил характерный след, который бывает от ношения очков.
Такой же точно след был на переносице у Винтера, который очки как раз носил!
И тут меня осенила догадка, что, возможно, в ту роковую ночь в госпитале скончался не бедный господин Винтер, а бедный господин Драйден. Как такое могло произойти? Например, Винтер мог напасть на Драйдена, когда они были одни, и нанести ему удар кинжалом в то же место, в которое получил укол Винтер, но на этот раз уже удар смертельный. После чего Винтер поменялся с Драйденом одеждой, наклеил ему свой парик, нацепил ему очки и выдал Драйдена за себя, Винтера. Это объясняет и все странности в последующем поведении лже-Драйдена, и скоропостижную кончину лже-Винтера.
Догадка поначалу показалась мне фантастической. Ведь тогда и Драйден без очков и парика, и Винтер без очков и парика должны выглядеть абсолютно идентично! Возможно ли такое? А главное, мотив – зачем понадобилась такая перестановка? Ответы на эти вопросы мне, разумеется, не могли дать оставшиеся в живых участники драмы. Требовалось расширить область поисков и вывести на сцену новых персонажей, до того скрытых от публики.
Я разыскал в архивах всё, что хоть как-то касалось прошлого господина Драйдена. Я должен был найти свидетелей, которые, помимо Ларса Айнбиндера, знали Барта Винтера и могли рассказать о нём. Я выяснил адреса и связался с теми людьми, которые приезжали на похороны Винтера и оставили записку Драйдену. Зачем Драйдену было отдавать эту записку мне? Это оплошность? Не совсем. Думаю, Драйден хотел убедить меня в том, что у Винтера есть прошлое, весьма далёкое от места действия последних событий. Но это оказалось не так.
Наведя справки о прошлом
Я переговорил со всеми, с кем только мог, включая посетителей злачных мест, – тут я благодарен инспектору Найджелу Сомсу – и мне открылось многое о брате господина Драйдена. Оказалось, что брат господина Драйдена, Сэмюэль Драйден, работавший врачом в частной клинике, проигрывал солидные суммы в карты, в результате чего накопил долги, а денег достать не сумел (среди прочих безуспешно обратившись к своему брату, то есть к господину Реджинальду Драйдену). Тогда он, время от времени сталкиваясь со смертью в своей клинике соседей-фермеров из-за неосторожности и несчастных случаев, застраховал свою жизнь на большую сумму и, подловив момент, погрузил в свою машину умершего пациента, предварительно переодев его в свой костюм и испортив у машины тормоза, после чего инсценировал собственную гибель. Тем самым он избавился от долгов, но осложнил себе дальнейшую жизнь.
Нужно было как-то выкарабкиваться из этой ситуации. Скрываясь в облике фермера Винтера (в его одежде и с его документами), он проехал полстраны и устроился наконец на северо-западе помощником врача, а через какое-то время сдал экзамен для получения лицензии. Он узнал из газет, что страховку выплатили его брату, как единственному наследнику, но, вспоминая о том, как брат отказал ему в помощи, в которой он нуждался, он стал подсылать к нему людей, которые пытались по его просьбе выбить из брата, удачливого бизнесмена, ставшего к тому времени крупным землевладельцем и хозяином построенного на страховую выплату солидного дома, так называемые «карточные долги» погибшего. Ничего не помогло, все эти усилия остались без результата. Реджинальд, как уже говорилось, никогда не поощрял пагубных увлечений брата и, тем более, не собирался отвечать по его так называемым «непогашенным долгам».
Тогда Сэмюэль решил подстроить личную встречу со своим братом, предварительно изменив свою внешность. Он познакомился с Айнбиндером и уговорил его за вознаграждение, разумеется, разыграть ссору с братом. В поезде, где братья встретились спустя много лет, Сэмюэль представился Бартом Винтером. Дальше всё пошло как по маслу: специально организовав в паре со своим сообщником эту ссору, а затем дуэль, господин Винтер, он же Сэмюэль Драйден, притворился, что его смертельно ранили (разлив пузырек с чернилами или другим красящим составом), чтобы господин Реджинальд Драйден (его родной брат) сопровождал его в больницу. В госпитале Сэмюэль, уговорив персонал, чтобы их оставили наедине, заколол кинжалом своего брата Реджинальда и, поменявшись с ним одеждой и внешностью, смыл свой грим. Братья были сильно похожи, практически как близнецы. В безутешном горе господин Реджинальд Драйден (которым стал теперь его брат Сэмюэль) вернулся в свое поместье, однако, оставшись один, не смог скрыть своего нараставшего недовольства (так как ему надоело притворяться кем-то другим), а когда к нему явился ваш покорный слуга, начал путаться в своих же владениях и привычках, из-за чего мне пришлось его заподозрить и впоследствии разоблачить.
Кинжал, с помощью которого Сэмюэль убил своего брата, – тот же самый кинжал, которым он хотел заколоть своего сообщника Айнбиндера, по просьбе инспектора сыгравшего роль шантажиста. Что, в частности, подтвердила проведённая экспертиза. Необходимо отметить, и я прошу суд учесть, что Ларс Айнбиндер никого не убивал и скорее действовал во всём этом деле как искусный актёр. Как нам удалось выяснить, Ларс после войны учился в актёрской школе, потом пару лет проработал в театре, сменил множество занятий, а в последнее время испытывал острую нужду в деньгах. Но всё-таки он виновен в том, что узнал об убийстве одним из первых, располагал сведениями о личности жертвы и личности убийцы и не сообщил эти сведения в полицию. В этом его вина несомненна».