Ад идет с нами

Гедеон

Контейнеры ждали погрузки в отдалённом пакгаузе, охраняемом китежцами – единственными, кому полностью доверял Костас в деликатном вопросе охраны сокровищ.

Миновав пост на въезде в пакгауз, Костас остановил броневик, помог Заре выбраться и оглядел приготовленные к погрузке ценности.

Унылые серые короба контейнеров вызывали у китежца ассоциацию с дешёвыми мусорными баками-утилизаторами на Новом Плимуте, а не с несметными сокровищами. Даже герб королевского дома выглядел логотипом коммунальной службы. Сложно было поверить, что

внутри, под бронёй, хранится материальное подтверждение цены человеческих жизней.

– Никогда не понимал ценности камней, – сообщил Рам. – Что может быть особенного в куске булыжника, пусть и цветного?

– Это не булыжники, – тихо рассмеялась Зара.

С того самого мига, как последний состав с детьми отбыл из города, губы Ароры не покидала счастливая улыбка. Идиллийка буквально лучилась неподдельным счастьем и, говоря откровенно, Костасу нравилось находиться рядом. Даже без эмпатии чувство было заразительным и приятным.

– Вы позволите открыть один из контейнеров?

Рам молча поднёс чип-ключ к замку. Серая поверхность контейнера разошлась, открывая взгляду содержимое. Вопреки подспудным ожиданиям китежца, янтарь не был свален грудой, как в фильмах про сокровища – каждый кусочек лежал в гнезде, словно на витрине ювелирного магазина.

– Пожалуйста, – сказал полковник, отходя на шаг в сторону.

Зара подошла к контейнеру и положила руку на камни.

– Снимите перчатку и положите свою руку рядом, – попросила она.

Рам недоумённо покосился на неё, но тем не менее снял перчатку и положил ладонь на янтарь.

– Вы знаете, что до сих пор нет ни одного внятного научного объяснения нашей эмпатии? – спросила идиллийка. – Выдвинуто немало теорий о воздействии излучения нашей звезды, особых полей планеты, наличие неустановленных микроорганизмов и много-много других. Но все они разбиваются об это...

Она подняла руку и продемонстрировала разнокалиберные камни, приобретшие травянисто-зелёный цвет от касания идиллийки.

– Это не реакция на температуру, а нечто большее. Идиллийский янтарь – живая часть планеты и она реагирует на нечто, что не способны измерить существующие приборы.

Пальцы Зары ласково коснулись руки Костаса и отвели её в сторону. Его камни окрасились в тёплый медовый цвет, став похожими на настоящий янтарь. А в месте, где их пальцы соприкасались, цвета причудливо смешались и мягко перетекали один в другой.

– Мы верим, что в этой окаменевшей смоле заключена крошечная частичка души планеты. Та самая, что наделила нас эмпатией. Та самая, что позволяет прикоснуться к чужой душе.

Костас задумчиво хмыкнул, взял один из кусков янтаря и покрутил в пальцах. Представил восторг в глазах маленькой Даны, получи она когда-то в подарок такой “волшебный камешек”. Янтарь в пальцах полковника сменил цвет на сапфирово-синий и синеглазая девчонка в воображении Костаса восторженно рассмеялась.

Жаль, эта безделица не попалась ему на глаза много лет назад. Теперь Дана выросла,

а эти камни – не детская забава, а выкуп за тысячи жизней. Века развития цивилизации, колонизация космоса, а люди, подобно древним дикарям, продолжают ценить яркие побрякушки больше жизней сородичей.

Янтарь окрасился в болотисто-зелёный прежде, чем Костас брезгливо бросил его обратно в ячейку. Полковнику никак не удавалось отделаться от мысли, что он испачкал руки, прикоснувшись к выкупу. Китежец ощущал себя замаранным, невольно оказавшись соучастником работорговли, прикрытой фиговым листком гуманности.

– Вам не нравится янтарь, или дело в чём-то другом? – с непривычной прямотой спросила Зара, отходя от контейнера.

– Способ, которым он получен, – Рам захлопнул крышку и заблокировал замок. – Я не аккадийский герцог, чтобы менять людей на вещи.

– Людей на вещи меняли другие, – покачала головой идиллийка. – Вы помогали спасать тысячи жизней. И, к слову, я вас так и не поблагодарила. Могу я угостить вас ужином? Не обижайтесь, но еда, которой вы питаетесь...

Она виновато улыбнулась и развела руками, словно извиняясь то ли за качество союзовских рационов, то ли за неспособность подобрать им подходящее определение.

– Не вздумайте сказать это при капитане Нэйве, – усмехнулся Костас, вспомнив взгляд контрразведчика после шутки про пайковую яичницу.

Ужин. Собственно, почему нет? Вариант, что Зара решит его отравить, ничтожно мал: во-первых, она не дура и представляет, что последует за убийством коменданта города, а во-вторых – не настолько Костас важная персона. И в-третьих, пообщавшись с идиллийцами, полковник сомневался, что они вообще способны на убийство. Удивительно, что местные вообще не перешли на вегетарианство.

– Но ваша мысль мне нравится, – заключил Рам.

– Тогда сегодня празднуем! – провозгласила экс-мэр, достала коммуникатор и отправила сообщение.

– Кому пишете? – моментально преисполнился подозрений китежец.

Сеть для гражданских возобновила работу ночью и связисты божились, что контролируют каждый бит информации, но Рам дураком не был и отлично понимал, что из себя представляет агентурная сеть. Только в дурацких фильмах шпионы и террористы треплются открытым текстом, или с использованием примитивных эвфемизмов.

– Соуль, – не отрываясь от коммуникатора сообщила Зара. – Прошу её заказать ужин в любимом ресторанчике. У вас есть особые пожелания?

– Соуль... – Рам вспомнил девушку, сопровождавшую экс-мэра на похоронах. – Интересное имя. Больше похоже на тиаматское. Родственница?

– В некотором роде, – кивнула Арора. – Соуль – не имя. Самым понятным вам значением будет слово “супруг”, или “брачный партнёр”.

Зара вывела на коммуникатор голограмму, на которой её и ту пёстроволосую девушку обнимал довольный жизнью идиллиец. И Рам прекрасно понимал этого типа: на его месте полковник тоже вполне был бы доволен жизнью.