Ад уже здесь
Шрифт:
— Я слышал твои мысли, ублюдок, — произнес ухмыляющийся Васнецов. — Большой тебе привет от моего дяди Володи.
— Погоди, — вздохнул Титос. — Нажать на курок ты всегда успеешь. Выслушай сначала.
— На меня твои штучки не действуют.
— Я знаю. Я и не пытаюсь. Просто хочу спросить тебя, за что ты борешься… Мир спасти? Ну ладно… допустим… а что дальше? Ты спасешь мир и бросишь его на произвол судьбы и поругание черни? Как всегда? Ты не задумывался над тем, что имеешь уникальную возможность взять ответственность за весь этот мир на себя? Подумай… Мы с тобой существа новой формации. Рывок в эволюции! В наших головах великое
— Значит, глупые, алчные и погрязшие в страстях? А ты? Предатель! Террорист! Кого ты обвиняешь?
— Я… я не знал, что это за бомбы, пойми. Меня обманули. Вот такие вот сволочи обманули.
— Да какая разница? Ты знал, что это бомбы. Пусть ты думал, что это простые бомбы. Но бомбы. Ты минировал метро, в котором постоянно проносились составы, полные людей. Твоих соотечественников. Ты предал свою страну.
— Послушай… послушай, как тебя зовут…
Мутант вызывающе ухмыльнулся.
— Блаженный Николай Николаевич Васнецов.
— Блин… — Титос поморщился от боли в ранах. — А как-нибудь попроще и покороче?
Васнецов помрачнел и задумался. Затем сказал:
— Людоед.
— Слушай… Людоед… Страну, говоришь, предал? А что мне эта страна? А? Ты молодой, не помнишь ни черта. Вот отец мой. Служить начинал еще в Западной группе… в Германии… была такая страна… а потом его со всей этой армией собственные правители заставили бежать оттуда… вывод войск это называлось… ни квартиры, ни денег, ничего… в казарме жил. С солдатней. И семья его. В грязной, вонючей казарме. Эта страна сказала солдатне, что их в армии унижают. Что у них, оказывается, есть права какие-то. И они стали посылать офицеров на хрен. Бардак… А страна требовала от офицеров, чтоб они солдатню в узде держали. Чтоб какая-то дисциплина была… ну не издевательство это? А потом этих бездомных и бесправных нищих вояк с их тупым долгом перед паршивой родиной кинула на войну. Вот ночью он вагоны с водкой разгружал, чтоб хоть как-то семью прокормить… Чтоб сыну в школу новые учебники купить, потому что в старых все, оказывается, неправильно… С ночи, значит, разгружал вагоны, а утром на войну. На технике, у которой поразворовывали рации и оптику… С ни хрена не умеющими, не желающими делать солдатами… Без медикаментов. С черствым хлебом и замасленными банками тушенки. С устаревшими автоматами. Эта родина отправила их умирать, воюя с теми, кому она исправно втихаря продавала оружие, боеприпасы и позиции собственных войск. И все так в этой стране. Потому что народ такой. Стадо баранов. Кого я предал? Если до того предали всех нас?
— Ты попутал, Титос. Ты попутал режим и родину. Попутал злобу и совесть. Честь и мерзость. Попутал шлюху с подворотни с родной матерью. И вот такие предавали и продавали позиции. Такие продавали рации
— Глупец… какой же ты глупец… ты еще просто очень молод. Максимализм юношеский… ты не прав кругом… Послушай…
— Наслушался уже, — отрезал Николай. — И вообще, веришь, нет, мне насрать на все твои доводы. Из-за тебя погиб мой друг. Вот и все…
И Васнецов занес топор.
— Короче, получится порядка четырехсот пленных. Что с такой оравой делать, ума не приложу. — Комиссар перелистнул страницу блокнота.
— Не вздумай. — Старшина нахмурился. — Я тебя предупреждаю.
Рука у него была перебинтованная. Во время боя Старшина получил легкое ранение.
— Да я и не думал ничего такого… Слушай, вот на кой черт ты полез на передовую?
— Потому что я Старшина, а не профессор социологии, — резко ответил лидер Новой Республики. — С пленными надо работать тщательно и обстоятельно. Заблудших много. Да и правила обращения с пленными никто не отменял.
— Но если бы это были солдаты иностранной армии. А это ведь предатели.
— Я тебе еще раз повторяю! — Старшина повысил голос. — Что там с вертолетом? Кто-то бежать пытался?
— Да. Пассажирский Ми-восемь. Его сбили, и он в реку упал.
— Титос был там?
— Не знаю. Вертолет затонул, а сейчас река опять льдом покрывается. Мороз сильный. Течение чуть ослабло, и сразу прихватило.
В кабинет ввалились Яхонтов и Сквернослов. Они устало опустились на стулья.
— Ну что? — Старшина взглянул на них. — Догнали его?
— Догонишь тут, — вздохнул Варяг. — Сейчас сам все расскажет.
И в кабинет вошел Васнецов. Он был перепачкан чужой кровью и тащил окровавленный вещмешок.
— Когда мы шли к вам… — проговорил он, обращаясь к Старшине, и сделал паузу. Было больно думать о том, что когда они шли сюда, то их было четверо. Илья был с ними. — Так вот… На пограничном столбе табличка была. «Не приходи с пустыми руками. Принеси голову Гау». — Он швырнул мешок к столу. — Вот. Получите и распишитесь.
Комиссар недобро посмотрел на Николая и, осторожно приблизившись к мешку, раскрыл его.
— Твою мать! — отпрянул он. — Что это?!
— Его голова, — спокойно ответил Васнецов.
— Старый мерзавец совсем голову потерял, значит, — вздохнул Старшина, презрительно глядя на мешок.
— Почему прекратили поиски Ильи? — резко спросил Николай, подойдя к столу.
— Потому что они потеряли смысл. Стемнело уже. Река снова замерзла. И вода ушла километров на сто. В некоторых местах большие разливы получились, где пойма. Как его искать? — развел руками комиссар.
— А вдруг…
— Да поймите, молодой человек, — вздохнул Старшина. — Вода ледяная.
— Но Варяг сказал, что это был плавающий танк, — подал голос Сквернослов. — Правильно я говорю?
— Совершенно верно, — кивнул Варяг.
— Так вы сами видели, как его льдиной огромной ударило, — ответил комиссар.
— Ну и что? — сказал Яхонтов. — Вы хоть танк нашли?
— Нет. — Комиссар мотнул головой. — Говорят же вам, район поиска огромный. Это безнадежное дело. Ну, смиритесь… Мы потеряли в бою почти триста человек. А тут из-за одного такие поиски.