Ад всегда сегодня
Шрифт:
Он добежал до угла и замер как вкопанный. Женский голос громко повторял: «Туз пик, отзовитесь. Для вас девять-пять-два. Отзовитесь». Дойл осторожно заглянул за угол и увидел полицейский автомобиль, прижавшийся к тротуару. Дежурящий в этом квартале постовой, склонившись к открытому окну, беседовал с водителем. Бомбардир поспешно отпрянул и стрелой помчался по улице. Он не успел добежать и до середины квартала, как из-за угла выкатился постовой на мотоцикле, сразу же заметил беглеца и добавил газа, неумолимо настигая его. Бомбардир метнулся в сторону и нырнул в узкий проход между домами.
Когда глаза после уличных
Полицейский пересвист постепенно удалялся. Бомбардир снова продолжил свой марафон по улицам, ведущим к парку Джубили с его южной стороны. На миг он замер, когда совсем рядом взвыла полицейская сирена, а другая откликнулась из ночной мглы чуть правее. Он побежал опять. Ни с чем не сравнимое наслаждение — удирать от легавых!
Минут через десять он был у самой ограды парка. Где-то за спиной загудела еще одна пищалка. Дойл знал, что это излюбленный прием полиции: гулом и воем загнать добычу туда, где расставлены сети и приготовлены капканы.
Только Бомбардир был стреляный воробей. В его расчеты не входило укрыться в парке. Все же нужно было найти какое-то убежище, укромную норку, где бы он смог пересидеть первые, самые активные часы погони.
На ближайшем перекрестке он свернул вправо. Слева тянулась высокая стена. Арка была наглухо закрыта массивными деревянными воротами с прибитой вывеской из двух соединяющихся половинок. «Транспортные услуги. Хенри Краудер и сыновья». Место, пожалуй, было подходящим. И на этот раз удача была на его стороне. Ворота запирались на обычный замок, которых тысячи. Кто-то забыл их закрыть, одна створка чуть отошла. Хватило чуть подтолкнуть ее плечом…
Во дворике, вымощенном шлифованным булыжником, сбилось в кучу четыре крытых грузовика. В глубине за ними высился дом, сквозь занавески из окна на первом этаже сочился теплый свет.
Он заглянул туда и увидел огонь в камине, большое глубокое кресло, старую женщину с седой головой против включенного телевизора. В правой руке она держала дымящуюся сигарету, а в левой стаканчик с чем-то, что не могло быть не чем иным, как только виски. Он позавидовал ей за то и другое и впервые с тех пор, как удрал из квартиры Дорин, почувствовал невыносимую боль в израненных ступнях. Прихрамывая, он через дворик добрел к строению справа от жилого здания. Двери стояли нараспашку, и он вошел внутрь. Когда-то, видно, здесь была конюшня, которая сейчас служила гаражом или ремонтной мастерской.
Было почти совсем темно, но он привык к темноте и определил, что все пространство занимают большие цистерны и кучи металла. Порыв ветра заставил заскрипеть дверь и бросил ему в лицо пригоршню дождя. Деревянная платформа зависла над булыжником на высоте трех метров. Она годилась как нельзя лучше: он мог наблюдать за домом, двориком и воротами. Стараясь не шуметь, он опустился на кипу брезента и принялся энергично растирать стопы. Со времен войны в Корее он никогда не чувствовал
Где-то рядом во мгле скрипнула створка ворот. Кто-то, спеша, пробежал через дворик и открыл входную дверь. В свете, упавшем из квартиры, появилась молодая женщина в непромокаемом плаще и платочке на голове, завязанном по-крестьянски: узлом под подбородком. Даже отсюда видно было, что на ней не осталось сухой нитки. Бомбардир усмехнулся сам себе, когда она ступила через порог и захлопнула дверь.
Откинувшись, он вжался в стену, всматриваясь в капли дождя. Сжимая желудок, голод напомнил о себе, но сейчас Дойл ничем не смог бы его заглушить. Может, позже, когда погаснут все окна в доме, он попробует проверить, не утратил ли свою квалификацию. Обувь, какая-нибудь еда, плащ обязательно, как мало ему было нужно в этот раз. Только бы добраться до Ринг-стрит, где в доброй дюжине ночлежек шоферы-дальнобойщики останавливались перекусить и передохнуть. Тогда уже к утру он был бы милях в двухстах отсюда.
Яркий свет, который неожиданно выплеснулся из окна на первом этаже, заставил его вздрогнуть. Он увидел девушку на пороге комнаты, похоже, ее спальни. Ветер яростно взвыл, швырнув в него столб дождя. Стукнули ворота. Бомбардир настороженно всматривался во мрак. На мгновение ему показалось, что кто-то прокрался во дворик. Звук больше не повторился, и Дойл перевел взгляд на окно.
Девушка не потрудилась опустить шторы, помня, что от посторонних глаз с улицы защищена высокой каменной стеной, и, зная, что подглядывать некому, спокойно раздевалась.
Дойл искренне залюбовался ею. Два с половиной года он пробыл в камере, где единственной представительницей женского пола была его тетка Мэри, семидесятилетняя ирландка, кроткая старая дама, навещавшая его раз в месяц.
Молодая женщина в окне растерлась большим белым полотенцем и неодобрительно посмотрела в зеркало. Странно, что лишь редким женщинам идет нагота. Эта была действительно хороша! Черные как смоль волосы падали на грудь, тонкая талия плавно переходила в бедра, может, чуть широковатые для эстета, но у Дойла подкосились ноги от восторга. Она начала одеваться. Не надевая пояса с подвязками, она натянула чулки, черные кружевные трусики, застегнула бюстгальтер и вынула из шкафа платье. Там, за решеткой, он, конечно, знал, что в моду вошли мини-юбки, но видел их по-настоящему впервые. Забавно! Не только потому, что платье кончалось на половине бедер, но и вдобавок было полупрозрачным, просвечивающимся. В гостиной у тетки Мэри была такая скатерть, он помнил ее с детства.
Девушка бросила в зеркало смягчившийся взгляд, взяла со столика расческу и провела по волосам. Самое женское занятие — причесываться. Почему-то на него нахлынула грусть. Он недоуменно ощутил, что ему начинают нравиться простые земные заботы. Хотя почему бы нет?
Он почти забыл обо всем, что связано с женщиной, а Дорин взбудоражила его больше, чем он мог признаться. А сейчас, в проливной дождь, лежа на пыльном брезенте в заброшенной конюшне, он почувствовал себя прыщавым молокососом, подглядывающим за той, что никогда не будет принадлежать ему. Что ж, винить он мог только себя…